No decent man talks of his maladies; to write a novel is not in my line; reflections on elevated topics are beyond me; descriptions of the life going on around me could not even interest me; while I am weary of doing nothing, and too lazy to read.

расскажу-ка я самому себе всю свою жизнь.

Ah, I have it, I will write the story of all my life for myself.

Превосходная мысль!

A first-rate idea!

Перед смертью оно и прилично и никому не обидно.

Just before death it is a suitable thing to do, and can be of no harm to any one.

Начинаю.

I will begin.

Родился я лет тридцать тому назад от довольно богатых помещиков.

I was born thirty years ago, the son of fairly well-to-do landowners.

Отец мой был страстный игрок; мать моя была дама с характером...

My father had a passion for gambling; my mother was a woman of character....

очень добродетельная дама.

a very virtuous woman.

Только я не знавал женщины, которой бы добродетель доставила меньше удовольствия.

Only, I have known no woman whose moral excellence was less productive of happiness.

Она падала под бременем своих достоинств и мучила всех, начиная с самой себя.

She was crushed beneath the weight of her own virtues, and was a source of misery to every one, from herself upwards.

В течение пятидесяти лет своей жизни она ни разу не отдохнула, не сложила рук; она вечно копошилась и возилась, как муравей, – и без всякой пользы, чего нельзя сказать о муравье.

In all the fifty years of her life, she never once took rest, or sat with her hands in her lap; she was for ever fussing and bustling about like an ant, and to absolutely no good purpose, which cannot be said of the ant.

Неугомонный червь её точил днём и ночью.

The worm of restlessness fretted her night and day.

Один только раз видел я её совершенно спокойной, а именно: в первый день после её смерти, в гробу.

Only once I saw her perfectly tranquil, and that was the day after her death, in her coffin.

Глядя на неё, мне, право, показалось, что её лицо выражало тихое изумление; с полураскрытых губ, с опавших щек и кротко-неподвижных глаз словно веяло словами: «Как хорошо не шевелиться!»

Looking at her, it positively seemed to me that her face wore an expression of subdued amazement; with the half-open lips, the sunken cheeks, and meekly-staring eyes, it seemed expressing, all over, the words, 'How good to be at rest!'

Да, хорошо, хорошо отделаться наконец от томящего сознания жизни, от неотвязного и беспокойного чувства существования!

Yes, it is good, good to be rid, at last, of the wearing sense of life, of the persistent, restless consciousness of existence!

Но дело не в том.

But that's neither here nor there.

Рос я дурно и невесело.

I was brought up badly and not happily.

Отец и мать оба меня любили, но от этого мне не было легче.

My father and mother both loved me; but that made things no better for me.

Отец не имел в собственном доме никакой власти и никакого значения как человек, явно преданный постыдному и разорительному пороку; он сознавал своё падение и, не имея силы отстать от любимой страсти, старался по крайней мере своим постоянно ласковым и скромным видом, своим уклончивым смирением заслужить снисхождение своей примерной жены.

My father was not, even in his own house, of the slightest authority or consequence, being a man openly abandoned to a shameful and ruinous vice; he was conscious of his degradation, and not having the strength of will to give up his darling passion, he tried at least, by his invariably amiable and humble demeanour and his unswerving submissiveness, to win the condescending consideration of his exemplary wife.

Мамонька моя действительно переносила своё несчастие с тем великолепным и пышным долготерпением добродетели, в котором так много самолюбивой гордости.

My mother certainly did bear her trial with the superb and majestic long-suffering of virtue, in which there is so much of egoistic pride.

Она никогда ни в чем отца моего не упрекала, молча отдавала ему свои последние деньги и платила его долги; он превозносил её в глаза и заочно, но дома сидеть не любил и ласкал меня украдкой, как бы сам боясь заразить меня своим присутствием.

She never reproached my father for anything, gave him her last penny, and paid his debts without a word. He exalted her as a paragon to her face and behind her back, but did not like to be at home, and caressed me by stealth, as though he were afraid of contaminating me by his presence.

Но искажённые черты его дышали тогда такой добротой, лихорадочная усмешка на его губах сменялась такой трогательной улыбкой, окружённые тонкими морщинами карие глаза светились такою любовью, что я невольно прижимался моей щекой к его щеке, сырой и тёплой от слез.

But at such times his distorted features were full of such kindness, the nervous grin on his lips was replaced by such a touching smile, and his brown eyes, encircled by fine wrinkles, shone with such love, that I could not help pressing my cheek to his, which was wet and warm with tears.

Я утирал моим платком эти слезы, и они снова текли, без усилия, словно вода из переполненного стакана.

I wiped away those tears with my handkerchief, and they flowed again without effort, like water from a brimming glass.

Я принимался плакать сам, и он утешал меня, гладил меня рукой по спине, целовал меня по всему лицу своими дрожащими губами.

I fell to crying, too, and he comforted me, stroking my back and kissing me all over my face with his quivering lips.

Даже вот и теперь, с лишком двадцать лет после его смерти, когда я вспоминаю о бедном моем отце, немые рыдания подступают мне под горло и сердце бьётся, бьётся так горячо и горько, томится таким тоскливым сожалением, как будто ему ещё долго осталось биться и есть о чем сожалеть!

Even now, more than twenty years after his death, when I think of my poor father, dumb sobs rise into my throat, and my heart beats as hotly and bitterly and aches with as poignant a pity as if it had long to go on beating, as if there were anything to be sorry for!

Мать моя, напротив, обращалась со мной всегда одинаково, ласково, но холодно.

My mother's behaviour to me, on the contrary, was always the same, kind, but cold.

В детских книгах часто встречаются такие матери, нравоучительные и справедливые.

In children's books one often comes across such mothers, sermonising and just.

Она меня любила; но я её не любил.

She loved me, but I did not love her.

Да!

Yes!

я чуждался моей добродетельной матери и страстно любил моего порочного отца.

I fought shy of my virtuous mother, and passionately loved my vicious father.

Но для сегодняшнего дня довольно.

But enough for to-day.

Начало есть, а уж о конце, какой бы он ни был, мне нечего заботиться.

It's a beginning, and as for the end, whatever it may be, I needn't trouble my head about it.

Это дело моей болезни.

That's for my illness to see to.

21 марта

March 21.

Сегодня удивительная погода.

To-day it is marvellous weather.

Тепло, ясно; солнце весело играет на талом снеге; все блестит, дымится, каплет; воробьи, как сумасшедшие, кричат около отпотевших тёмных заборов; влажный воздух сладко и страшно раздражает мне грудь.

Warm, bright; the sunshine frolicking gaily on the melting snow; everything shining, steaming, dripping; the sparrows chattering like mad things about the drenched, dark hedges. Sweetly and terribly, too, the moist air frets my sick chest.

Весна, весна идёт!

Spring, spring is coming!

Я сижу под окном и гляжу через речку в поле.

I sit at the window and look across the river into the open country.

О природа!

O nature!

природа!

nature!

Я так тебя люблю, а из твоих недр вышел неспособным даже к жизни.

I love thee so, but I came forth from thy womb good for nothing — not fit even for life.

Вон прыгает самец воробей с растопыренными крыльями; он кричит – и каждый звук его голоса, каждое взъерошенное пёрышко на его маленьком теле дышит здоровьем и силой...

There goes a cock-sparrow, hopping along with outspread wings; he chirrups, and every note, every ruffled feather on his little body, is breathing with health and strength....

Что ж из этого следует?

What follows from that?

Ничего.

Nothing.

Он здоров и имеет право кричать и ерошиться; а я болен и должен умереть – вот и все.

He is well and has a right to chirrup and ruffle his wings; but I am ill and must die — that's all.

Больше об этом говорить не стоит.

It's not worth while to say more about it.

А слезливые обращения к природе уморительно смешны.

And tearful invocations to nature are mortally absurd.

Возвратимся к рассказу.

Let us get back to my story.

Рос я, как уже сказано, очень дурно и невесело.

I was brought up, as I have said, very badly and not happily.

Братьев и сестёр у меня не было.

I had no brothers or sisters.

Воспитывался я дома.

I was educated at home.

Да и чем бы стала заниматься моя матушка, если б меня отдали в пансион или в казённое заведение?

And, indeed, what would my mother have had to occupy her, if I had been sent to a boarding-school or a government college?

На то и дети, чтоб родители не скучали.

That's what children are for — that their parents may not be bored.

Жили мы большей частью в деревне, иногда приезжали в Москву.

We lived for the most part in the country, and sometimes went to Moscow.

Были у меня гувернёры и учителя, как водится; особенно памятным остался мне один худосочный и слезливый немец, Рикман, необыкновенно печальное и судьбою пришибенное существо, бесплодно сгоравшее томительной тоской по далёкой родине.

I had tutors and teachers, as a matter of course; one, in particular, has remained in my memory, a dried-up, tearful German, Rickmann, an exceptionally mournful creature, cruelly maltreated by destiny, and fruitlessly consumed by an intense pining for his far-off fatherland.

Бывало, возле печки, в страшной духоте тесной передней, насквозь пропитанной кислым запахом старого кваса, сидит небритый мой дядька Василий, по прозвищу Гусыня, в вековечном своём казакине из синей дерюги, – сидит и играет в свои козыри с кучером Потапом, только что обновившим белый, как кипень, овчинный тулуп и несокрушимые смазные сапоги, – а Рикман за перегородкой поёт:

Sometimes, near the stove, in the fearful stuffiness of the close ante-room, full of the sour smell of stale kvas, my unshaved man-nurse, Vassily, nicknamed Goose, would sit, playing cards with the coachman, Potap, in a new sheepskin, white as foam, and superb tarred boots, while in the next room Rickmann would sing, behind the partition — Herz, mein Herz, warum so traurig? Was bekümmert dich so sehr? 'Sist ja schön im fremden Lande — Herz, mein Herz — was willst du mehr?'

После смерти отца мы окончательно перебрались на житье в Москву.

After my father's death we moved to Moscow for good.

Мне было тогда двенадцать лет.

I was twelve years old.

Отец мой умер ночью, от удара.

My father died in the night from a stroke.

Не забуду я этой ночи.

I shall never forget that night.

Я спал крепко, как обыкновенно спят все дети; но, помню, мне даже сквозь сон чудилось тяжёлое и мерное храпенье.

I was sleeping soundly, as children generally do; but I remember, even in my sleep, I was aware of a heavy gasping noise at regular intervals.

Вдруг я чувствую: кто-то меня берет за плечо и толкает.

Suddenly I felt some one taking hold of my shoulder and poking me.

Открываю глаза: передо мной дядька.

I opened my eyes and saw my nurse. '

«Что такое?..» –

'What is it?' '

«Ступайте, ступайте, Алексей Михайлыч кончается...»

'Come along, come along, Alexey Mihalitch is dying.'....

Я, как сумасшедший, из постели вон – в спальню.

I was out of bed and away like a mad thing into his bedroom.

Гляжу:

I looked:

отец лежит с закинутой назад головой, весь красный, и мучительно хрипит.

my father was lying with his head thrown back, all red, and gasping fearfully.

В дверях толпятся люди с перепуганными лицами; в передней кто-то сиплым голосом спрашивает:

The servants were crowding round the door with terrified faces; in the hall some one was asking in a thick voice: '

«Послали за доктором?»

'Have they sent for the doctor?'

На дворе лошадь выводят из конюшни, ворота скрипят, сальная свечка горит в комнате на полу; маменька тут же убивается, не теряя, впрочем, ни приличия, ни сознания собственного достоинства.

In the yard outside, a horse was being led from the stable, the gates were creaking, a tallow candle was burning in the room on the floor, my mother was there, terribly upset, but not oblivious of the proprieties, nor of her own dignity.

Я бросился на грудь отцу, обнял его, залепетал:

I flung myself on my father's bosom, and hugged him, faltering: '

«Папаша, папаша...»

'Papa, papa...'

Он лежал неподвижно и как-то странно щурился.

He lay motionless, screwing up his eyes in a strange way.

Я взглянул ему в лицо – невыносимый ужас захватил мне дыхание; я запищал от страха, как грубо схваченная птичка, – меня стащили и отвели.

I looked into his face — an unendurable horror caught my breath; I shrieked with terror, like a roughly captured bird — they picked me up and carried me away.

Ещё накануне он, словно предчувствуя свою близкую смерть, так горячо и так уныло ласкал меня.

Only the day before, as though aware his death was at hand, he had caressed me so passionately and despondently.

Привезли какого-то заспанного и шершавого доктора, с крепким запахом зорной водки.

A sleepy, unkempt doctor, smelling strongly of spirits, was brought.

Отец мой умер у него под ланцетом, и на другой же день я, совершенно поглупевший от горя, стоял со свечкою в руках перед столом, на котором лежал покойник, и бессмысленно слушал густой напев дьячка, изредка прерываемый слабым голосом священника; слезы то и дело струились у меня по щекам, по губам, по воротничку, по манишке; я исходил слезами, я глядел неотступно, я внимательно глядел на неподвижное лицо отца, словно ждал от него чего-то; а матушка моя между тем медленно клала земные поклоны, медленно подымалась и, крестясь, сильно прижимала пальцы ко лбу, к плечам и животу.

My father died under his lancet, and the next day, utterly stupefied by grief, I stood with a candle in my hands before a table, on which lay the dead man, and listened senselessly to the bass sing-song of the deacon, interrupted from time to time by the weak voice of the priest. The tears kept streaming over my cheeks, my lips, my collar, my shirt-front. I was dissolved in tears; I watched persistently, I watched intently, my father's rigid face, as though I expected something of him; while my mother slowly bowed down to the ground, slowly rose again, and pressed her fingers firmly to her forehead, her shoulders, and her chest, as she crossed herself.

Ни одной мысли у меня не было в голове; я весь отяжелел, но чувствовал, что со мною совершается что-то страшное...

I had not a single idea in my head; I was utterly numb, but I felt something terrible was happening to me....

Смерть мне тогда заглянула в лицо и заметила меня.

Death looked me in the face that day and took note of me.

Мы переехали в Москву на житье после смерти отца по весьма простой причине:

We moved to Moscow after my father's death for a very simple cause:

все наше имение было продано с молотка за долги – так-таки решительно все, исключая одной деревушки, той самой, в которой я теперь вот доживаю своё великолепное существование.

all our estate was sold up by auction for debts — that is, absolutely all, except one little village, the one in which I am at this moment living out my magnificent existence.

Я, признаюсь, даром что был тогда молод, а погрустил о продаже нашего гнезда; то есть по-настоящему я грустил только об одном нашем саде.

I must admit that, in spite of my youth at the time, I grieved over the sale of our home, or rather, in reality, I grieved over our garden.

С этим садом связаны почти единственные мои светлые воспоминания; там я в один тихий весенний вечер похоронил лучшего своего друга, старую собаку с куцым хвостом и кривыми лапками – Триксу; там, бывало, спрятавшись в высокую траву, я ел краденые яблоки, красные, сладкие новогородчины; там наконец я в первый раз увидал между кустами спелой малины горничную Клавдию, которая, несмотря на свой курносый нос и привычку смеяться в платок, возбудила во мне такую нежную страсть, что я в присутствии её едва дышал, замирал и безмолвствовал, а однажды, в светлое воскресение, когда дошла до неё очередь приложиться к моей барской ручке, чуть не бросился целовать её стоптанные козловые башмаки.

Almost my only bright memories are associated with our garden. It was there that one mild spring evening I buried my best friend, an old bob-tailed, crook-pawed dog, Trix. It was there that, hidden in the long grass, I used to eat stolen apples — sweet, red, Novgorod apples they were. There, too, I saw for the first time, among the ripe raspberry bushes, the housemaid Klavdia, who, in spite of her turned-up nose and habit of giggling in her kerchief, aroused such a tender passion in me that I could hardly breathe, and stood faint and tongue-tied in her presence; and once at Easter, when it came to her turn to kiss my seignorial hand, I almost flung myself at her feet to kiss her down-trodden goat-skin slippers.

Боже мой!

My God!

Неужели ж этому всему двадцать лет?

Can all that be twenty years ago?

Кажется, давно ли еду я на моей рыженькой косматой лошадке вдоль старого плетня нашего сада и, приподнявшись на стременах, срываю двухцветные листья тополей?

It seems not long ago that I used to ride on my shaggy chestnut pony along the old fence of our garden, and, standing up in the stirrups, used to pick the two-coloured poplar leaves.

Пока человек живет, он не чувствует своей собственной жизни: она, как звук, становится ему внятною спустя несколько времени.

While a man is living he is not conscious of his own life; it becomes audible to him, like a sound, after the lapse of time.

О мой сад, о заросшие дорожки возле мелкого пруда!

Oh, my garden, oh, the tangled paths by the tiny pond!

о песчаное местечко под дряхлой плотиной, где я ловил пескарей и гольцов!

Oh, the little sandy spot below the tumbledown dike, where I used to catch gudgeons!

и вы, высокие березы, с длинными висячими ветками, из-за которых с просёлочной дороги, бывало, неслась унылая песенка мужика, неровно прерываемая толчками телеги, – я посылаю вам моё последнее прости!..

And you tall birch-trees, with long hanging branches, from beyond which came floating a peasant's mournful song, broken by the uneven jolting of the cart, I send you my last farewell!...

Расставаясь с жизнью, я к вам одним простираю мои руки.

On parting with life, to you alone I stretch out my hands.

Я бы хотел ещё раз надышаться горькой свежестью полыни, сладким запахом сжатой гречихи на полях моей родины; я бы хотел ещё раз услышать издали скромное тяканье надтреснутого колокола в приходской нашей церкви; ещё раз полежать в прохладной тени под дубовым кустом на скате знакомого оврага; ещё раз проводить глазами подвижный след ветра, тёмной струею бегущего по золотистой траве нашего луга...

Would I might once more inhale the fresh, bitter fragrance of the wormwood, the sweet scent of the mown buckwheat in the fields of my native place! Would I might once more hear far away the modest tinkle of the cracked bell of our parish church; once more lie in the cool shade under the oak sapling on the slope of the familiar ravine; once more watch the moving track of the wind, flitting, a dark wave over the golden grass of our meadow!...

Эх, к чему все это?

Ah, what's the good of all this?

Но я сегодня не могу продолжать.

But I can't go on to-day.

До завтра.

Enough till to-morrow.

22 марта

March 22.

Сегодня опять холодно и пасмурно.

To-day it's cold and overcast again.

Такая погода гораздо приличнее.

Such weather is a great deal more suitable.

Она под лад моей работе.

It's more in harmony with my task.

Вчерашний день совершенно некстати возбудил во мне множество ненужных чувств и воспоминаний.

Yesterday, quite inappropriately, stirred up a multitude of useless emotions and memories within me.

Это более не повторится.

This shall not occur again.

Чувствительные излияния – словно солодковый корень: сперва пососёшь – как будто недурно, а потом очень скверно станет во рту.

Sentimental out-breaks are like liquorice; when first you suck it, it's not bad, but afterwards it leaves a very nasty taste in the mouth.

Стану просто и спокойно рассказывать мою жизнь.

I will set to work simply and serenely to tell the story of my life.

Итак, мы переехали в Москву...

And so, we moved to Moscow....

Но мне приходит в голову: точно ли стоит рассказывать мою жизнь?

But it occurs to me, is it really worth while to tell the story of my life?

Нет, решительно не стоит...

No, it certainly is not....

Жизнь моя ничем не отличалась от жизни множества других людей.

My life has not been different in any respect from the lives of numbers of other people.

Родительский дом, университет, служение в низменных чинах, отставка, маленький кружок знакомых, чистенькая бедность, скромные удовольствия, смиренные занятия, умеренные желания – скажите на милость, кому не известно все это?

The parental home, the university, the government service in the lower grades, retirement, a little circle of friends, decent poverty, modest pleasures, unambitious pursuits, moderate desires — kindly tell me, is that new to any one?

И потому я не стану рассказывать свою жизнь, тем более что пишу для собственного удовольствия; а коли моё прошедшее даже мне самому не представляет ничего ни слишком весёлого, ни даже слишком печального, стало быть, в нем точно нет ничего достойного внимания.

And so I will not tell the story of my life, especially as I am writing for my own pleasure; and if my past does not afford even me any sensation of great pleasure or great pain, it must be that there is nothing in it deserving of attention.

Лучше постараюсь изложить самому себе свой характер.

I had better try to describe my own character to myself.

Что я за человек?..

What manner of man am I?...

Мне могут заметить, что и этого никто не спрашивает, – согласен.

It may be observed that no one asks me that question — admitted. But there, I'm dying, by Jove!--

Но ведь я умираю, ей-богу умираю, а перед смертью, право, кажется, простительно желание узнать, что, дескать, я был за птица?

!--I'm dying, and at the point of death I really think one may be excused a desire to find out what sort of a queer fish one really was after all.

Обдумав хорошенько этот важный вопрос и не имея, впрочем, никакой нужды слишком горько выражаться на свой собственный счёт, как это делают люди, сильно уверенные в своих достоинствах, я должен сознаться в одном:

Thinking over this important question, and having, moreover, no need whatever to be too bitter in my expressions in regard to myself, as people are apt to be who have a strong conviction of their valuable qualities, I must admit one thing.

я был совершенно лишним человеком на сем свете или, пожалуй, совершенно лишней птицей.

I was a man, or perhaps I should say a fish, utterly superfluous in this world.

И это я намерен доказать завтра, потому что я сегодня кашляю, как старая овца, и моя нянюшка, Терентьевна, не даёт мне покоя:

And that I propose to show to-morrow, as I keep coughing to-day like an old sheep, and my nurse, Terentyevna, gives me no peace: '

«Лягте, дескать, батюшка вы мой, да напейтесь чайку...»

'Lie down, my good sir,' she says, 'and drink a little tea.'...

Я знаю, зачем она ко мне пристаёт:

I know why she keeps on at me:

ей самой хочется чаю.

she wants some tea herself.

Что ж!

Well!

пожалуй!

she's welcome!

Отчего не позволить бедной старухе извлечь напоследях всю возможную пользу из своего барина?..

Why not let the poor old woman extract the utmost benefit she can from her master at the last....

Пока ещё время не ушло.

as long as there is still the chance?

23 марта

March 23.

Опять зима.

Winter again.

Снег валит хлопьями.

The snow is falling in flakes.

Лишний, лишний...

Superfluous, superfluous....

Отличное это придумал я слово.

That's a capital word I have hit on.

Чем глубже я вникаю в самого себя, чем внимательнее рассматриваю всю свою прошедшую жизнь, тем более убеждаюсь в строгой истине этого выраженья.

The more deeply I probe into myself, the more intently I review all my past life, the more I am convinced of the strict truth of this expression. Superfluous — that's just it.

Лишний – именно. К другим людям это слово не применяется...

To other people that term is not applicable....

Люди бывают злые, добрые, умные, глупые, приятные и неприятные; но лишние...

People are bad, or good, clever, stupid, pleasant, and disagreeable; but superfluous....

нет.

no.

То есть поймите меня:

Understand me, though:

и без этих людей могла бы вселенная обойтись...

the universe could get on without those people too...

конечно; но бесполезность – не главное их качество, не отличительный их признак, и вам, когда вы говорите о них, слово «лишний» не первое приходит на язык.

no doubt; but uselessness is not their prime characteristic, their most distinctive attribute, and when you speak of them, the word 'superfluous' is not the first to rise to your lips.

А я...

But I....

про меня ничего другого и сказать нельзя: лишний – да и только.

there's nothing else one can say about me; I'm superfluous and nothing more.

Сверхштатный человек – вот и все.

A supernumerary, and that's all.

На моё появление природа, очевидно, не рассчитывала и вследствие этого обошлась со мной, как с нежданным и незваным гостем.

Nature, apparently, did not reckon on my appearance, and consequently treated me as an unexpected and uninvited guest.

Недаром про меня сказал один шутник, большой охотник до преферанса, что моя матушка мною обремизилась.

A facetious gentleman, a great devotee of preference, said very happily about me that I was the forfeit my mother had paid at the game of life.

Я говорю теперь о самом себе спокойно, без всякой желчи...

I am speaking about myself calmly now, without any bitterness....

Дело прошлое!

It's all over and done with!

Во все продолжение жизни я постоянно находил своё место занятым, может быть, оттого, что искал это место не там, где бы следовало.

Throughout my whole life I was constantly finding my place taken, perhaps because I did not look for my place where I should have done.

Я был мнителен, застенчив, раздражителен, как все больные; притом, вероятно по причине излишнего самолюбия или вообще вследствие неудачного устройства моей особы, между моими чувствами и мыслями – и выражением этих чувств и мыслей – находилось какое-то бессмысленное, непонятное и непреоборимое препятствие; и когда я решался насильно победить это препятствие, сломить эту преграду – мои движения, выражение моего лица, все моё существо принимало вид мучительного напряжения:

I was apprehensive, reserved, and irritable, like all sickly people. Moreover, probably owing to excessive self-consciousness, perhaps as the result of the generally unfortunate cast of my personality, there existed between my thoughts and feelings, and the expression of those feelings and thoughts, a sort of inexplicable, irrational, and utterly insuperable barrier; and whenever I made up my mind to overcome this obstacle by force, to break down this barrier, my gestures, the expression of my face, my whole being, took on an appearance of painful constraint.

я не только казался – я действительно становился неестественным и натянутым.

I not only seemed, I positively became unnatural and affected.

Я сам это чувствовал и спешил опять уйти в себя.

I was conscious of this myself, and hastened to shrink back into myself.

Тогда-то поднималась внутри меня страшная тревога.

Then a terrible commotion was set up within me.

Я разбирал самого себя до последней ниточки, сравнивал себя с другими, припоминал малейшие взгляды, улыбки, слова людей, перед которыми хотел было развернуться, толковал все в дурную сторону, язвительно смеялся над своим притязанием «быть, как все», – и вдруг, среди смеха, печально опускался весь, впадал в нелепое уныние, а там опять принимался за прежнее, – словом, вертелся, как белка в колесе.

I analysed myself to the last thread, compared myself with others, recalled the slightest glances, smiles, words of the people to whom I had tried to open myself out, put the worst construction on everything, laughed vindictively at my own pretensions to 'be like every one else,'--and suddenly, in the midst of my laughter, collapsed utterly into gloom, sank into absurd dejection, and then began again as before — went round and round, in fact, like a squirrel on its wheel.

Целые дни проходили в этой мучительной, бесплодной работе.

Whole days were spent in this harassing, fruitless exercise.

Ну, теперь скажите на милость, скажите сами, кому и на что такой человек нужен?

Well now, tell me, if you please, to whom and for what is such a man of use?

Отчего это со мной происходило, какая причина этой кропотливой возни с самим собою – кто знает?

Why did this happen to me? what was the reason of this trivial fretting at myself?--who knows?

кто скажет?

who can tell?

Помнится, однажды ехал я из Москвы в дилижансе.

I remember I was driving once from Moscow in the diligence.

Дорога была хороша, а ямщик к четверке рядом припрег ещё пристяжную.

It was a good road, but the driver, though he had four horses harnessed abreast, hitched on another, alongside of them.

Эта несчастная, пятая, вовсе бесполезная лошадь, кое-как привязанная к передку толстой короткой веревкой, которая немилосердно режет ей ляжку, трет хвост, заставляет её бежать самым неестественным образом и придаёт всему её телу вид запятой, всегда возбуждает моё глубокое сожаление.

Such an unfortunate, utterly useless, fifth horse — fastened somehow on to the front of the shaft by a short stout cord, which mercilessly cuts his shoulder, forces him to go with the most unnatural action, and gives his whole body the shape of a comma — always arouses my deepest pity.

Я заметил ямщику, что, кажется, можно было на сей раз обойтись без пятой лошади...

I remarked to the driver that I thought we might on this occasion have got on without the fifth horse....

Он помолчал, тряхнул затылком, стегнул её взатяжку раз десяток кнутом через худую спину под раздутый живот – и не без усмешки промолвил:

He was silent a moment, shook his head, lashed the horse a dozen times across his thin back and under his distended belly, and with a grin responded: '

«Ведь вишь, в самом деле, приплелась!

'Ay, to be sure; why do we drag him along with us?

На кой черт?»

What the devil's he for?'

И я вот так же приплёлся...

And here am I too dragged along.

Да, благо, станция недалеко.

But, thank goodness, the station is not far off.

Лишний...

Superfluous....

Я обещался доказать справедливость моего мнения и исполню своё обещание.

I promised to show the justice of my opinion, and I will carry out my promise.

Не считаю нужным упоминать о тысяче мелочей, ежедневных происшествий и случаев, которые, впрочем, в глазах всякого мыслящего человека могли бы послужить неопровержимыми доказательствами в мою пользу, то есть в пользу моего воззрения; лучше начну прямо с одного довольно важного случая, после которого, вероятно, уже не останется никакого сомнения насчёт точности слова:

I don't think it necessary to mention the thousand trifles, everyday incidents and events, which would, however, in the eyes of any thinking man, serve as irrefutable evidence in my support — I mean, in support of my contention. I had better begin straight away with one rather important incident, after which probably there will be no doubt left of the accuracy of the term superfluous. I repeat:

лишний. Повторяю: я не намерен вдаваться в подробности, но не могу пройти молчанием одно довольно любопытное и замечательное обстоятельство, а именно: странное обращение со мной моих приятелей (у меня тоже были приятели) всякий раз, когда я им попадался навстречу или даже к ним заходил.

I do not intend to indulge in minute details, but I cannot pass over in silence one rather serious and significant fact, that is, the strange behaviour of my friends (I too used to have friends) whenever I met them, or even called on them.

Им становилось словно неловко; они, идя мне навстречу, как-то не совсем естественно улыбались, глядели мне не в глаза, не на ноги, как иные это делают, а больше в щеки, торопливо пожимали мне руку, торопливо произносили: «А!

They used to seem ill at ease; as they came to meet me, they would give a not quite natural smile, look, not into my eyes nor at my feet, as some people do, but rather at my cheeks, articulate hurriedly, 'Ah!

здравствуй, Чулкатурин!» (

how are you, Tchulkaturin!' (

(меня судьба одолжила таким прозванием) или:

(such is the surname fate has burdened me with) or 'Ah!

«А, вот и Чулкатурин», тотчас отходили в сторону и даже некоторое время оставались потом неподвижными, словно силились что-то припомнить.

here's Tchulkaturin!' turn away at once and positively remain stockstill for a little while after, as though trying to recollect something.

Я все это замечал, потому что не лишен проницательности и дара наблюдения; я вообще неглуп; мне даже иногда в голову приходят мысли, довольно забавные, не совсем обыкновенные; но так как я человек лишний и с замочком внутри, то мне и жутко высказать свою мысль, тем более что я наперёд знаю, что я её прескверно выскажу.

I used to notice all this, as I am not devoid of penetration and the faculty of observation; on the whole I am not a fool; I sometimes even have ideas come into my head that are amusing, not absolutely commonplace. But as I am a superfluous man with a padlock on my inner self, it is very painful for me to express my idea, the more so as I know beforehand that I shall express it badly.

Мне даже иногда странным кажется, как это люди говорят, и так просто, свободно...

It positively sometimes strikes me as extraordinary the way people manage to talk, and so simply and freely....

Экая прыть, подумаешь.

It's marvellous, really, when you think of it.

То есть, признаться сказать, и у меня, несмотря на мой замочек, частенько чесался язык; но действительно произносил слова я только в молодости, а в более зрелые лета почти всякий раз мне удавалось переломить себя.

Though, to tell the truth, I too, in spite of my padlock, sometimes have an itch to talk. But I did actually utter words only in my youth; in riper years I almost always pulled myself up. I would murmur to myself: '

Скажу, бывало, вполголоса:

'Come, we'd better hold our tongue.'

«А вот мы лучше немножко помолчим», и успокоюсь.

And I was still.

На молчание-то мы все горазды; особенно наши женщины этим взяли:

We are all good hands at being silent; our women especially are great in that line.

иная возвышенная русская девица так могущественно молчит, что даже в подготовленном человеке подобное зрелище способно произвести лёгкую дрожь и холодный пот.

Many an exalted Russian young lady keeps silent so strenuously that the spectacle is calculated to produce a faint shudder and cold sweat even in any one prepared to face it.

Но дело не в том, и не мне критиковать других.

But that's not the point, and it's not for me to criticise others.

Приступаю к обещанному рассказу.

I proceed to my promised narrative.

Несколько лет тому назад, благодаря стечению весьма ничтожных, но для меня очень важных обстоятельств, пришлось мне провести месяцев шесть в уездном городе О... Город этот весь выстроен на косогоре, и очень неудобно выстроен.

A few years back, owing to a combination of circumstances, very insignificant in themselves, but very important for me, it was my lot to spend six months in the district town O — --. This town is all built on a slope, and very uncomfortably built, too.

Жителей в нем считается около восьмисот, бедности необыкновенной, домишки совершенно ни на что не похожи, на главной улице, под предлогом мостовой, изредка белеют грозные плиты неотёсанного известняка, вследствие чего её объезжают даже телеги; по самой середине изумительно неопрятной площади возвышается крошечное желтоватое строение с тёмными дирами, а в дирах сидят люди в больших картузах и притворяются, будто торгуют; тут же торчит необыкновенно высокий пёстрый шест, а возле шеста, для порядка, по приказу начальства, держится воз жёлтого сена и ходит одна казённая курица.

There are reckoned to be about eight hundred inhabitants in it, of exceptional poverty; the houses are hardly worthy of the name; in the chief street, by way of an apology for a pavement, there are here and there some huge white slabs of rough-hewn limestone, in consequence of which even carts drive round it instead of through it. In the very middle of an astoundingly dirty square rises a diminutive yellowish edifice with black holes in it, and in these holes sit men in big caps making a pretence of buying and selling. In this place there is an extraordinarily high striped post sticking up into the air, and near the post, in the interests of public order, by command of the authorities, there is kept a cartload of yellow hay, and one government hen struts to and fro.

Словом, в городе О... житье хоть куда.

In short, existence in the town of O — -- is truly delightful.

В первые дни моего пребывания в этом городе я чуть с ума не сошёл от скуки.

During the first days of my stay in this town, I almost went out of my mind with boredom.

Я должен сказать о себе, что я хотя, конечно, и лишний человек, но не по собственной охоте; я сам болен, а все больное терпеть не могу...

I ought to say of myself that, though I am, no doubt, a superfluous man, I am not so of my own seeking; I'm morbid myself, but I can't bear anything morbid....

Я и от счастья бы не прочь, я даже старался подойти к нему и справа и слева...

I'm not even averse to happiness — indeed, I've tried to approach it right and left....

И потому не удивительно, что и я могу скучать, как всякий другой смертный.

And so it is no wonder that I too can be bored like any other mortal.

Я находился в городе О... по служебным делам...

I was staying in the town of O — -- on official business.

Терентьевна решительно поклялась уморить меня.

Terentyevna has certainly sworn to make an end of me.

Вот образчик нашего разговора:

Here's a specimen of our conversation:-- TERENTYEVNA.

Терентьевна. О-ох, батюшка!

Oh — oh, my good sir!

что вы это все пишете?

what are you for ever writing for?

вам нездорово писать-то.

it's bad for you, keeping all on writing.

Я. Да скучно, Терентьевна!

I. But I'm dull, Terentyevna.

Она.

SHE.

А вы напейтесь чайку да лягте.

Oh, you take a cup of tea now and lie down.

Бог даст, вспотеете, соснёте маненько.

By God's mercy you'll get in a sweat and maybe doze a bit.

Я. Да я не хочу спать.

I. But I'm not sleepy.

SHE.

Ah, sir!

why do you talk so?

Lord have mercy on you!

Лягте-ка, лягте: оно лучше.

Come, lie down, lie down; it's better for you.

Я. Я и без того умру, Терентьевна!

I. I shall die any way, Terentyevna!

Она.

SHE.

Сохрани господь и помилуй...

Lord bless us and save us!...

Что ж, прикажете чайку?

Well, do you want a little tea?

Я. Я недели не проживу, Терентьевна!

I. I shan't live through the week, Terentyevna!

Она.

SHE.

И-и, батюшка!

Eh, eh!

что вы это?..

good sir, why do you talk so?...

Так я пойду самоварчик поставлю.

Well, I'll go and heat the samovar.

О дряхлое, жёлтое, беззубое существо!

Oh, decrepit, yellow, toothless creature!

Неужели и для тебя я не человек!

Am I really, even in your eyes, not a man?

24 марта. Трескучий мороз

March 24. Sharp frost..

В самый день моего прибытия в город О... вышеупомянутые служебные дела заставили меня сходить к некоему Ожогину, Кирилле Матвеевичу, одному из главных чиновников уезда; но познакомился я с ним, или, как говорится, сблизился, спустя две недели.

On the very day of my arrival in the town of O — --, the official business, above referred to, brought me into contact with a certain Kirilla Matveitch Ozhogin, one of the chief functionaries of the district; but I became intimate, or, as it is called, 'friends' with him a fortnight later.

Дом его находился на главной улице и отличался от всех других величиной, крашеной крышей и двумя львами на воротах, из той породы львов, необыкновенно похожих на неудавшихся собак, родина которым Москва.

His house was in the principal street, and was distinguished from all the others by its size, its painted roof, and the lions on its gates, lions of that species extraordinarily resembling unsuccessful dogs, whose natural home is Moscow.

По одним уже этим львам можно было заключить, что Ожогин человек с достатком.

From those lions alone, one might safely conclude that Ozhogin was a man of property.

И действительно: у него было душ четыреста крестьян; он принимал у себя все лучшее общество города О... и слыл хлебосолом.

And so it was; he was the owner of four hundred peasants; he entertained in his house all the best society of the town of O — --, and had a reputation for hospitality.

К нему ездил и городничий на широких рыжих дрожках парой, необыкновенно крупный, словно из залежалого материала скроенный человек; ездили прочие чиновники:

At his door was seen the mayor with his wide chestnut-coloured droshky and pair — an exceptionally bulky man, who seemed as though cut out of material that had been laid by for a long time. The other officials, too, used to drive to his receptions:

стряпчий, жёлтенькое и злобненькое существо; остряк землемер – немецкого происхождения, с татарским лицом; офицер путей сообщения – нежная душа, певец, но сплетник; бывший уездный предводитель – господин с крашеными волосами, взбитой манишкой, панталонами в обтяжку и тем благороднейшим выражением лица, которое так свойственно людям, побывавшим под судом; ездили также два помещика, друзья неразлучные, оба уже немолодые и даже потёртые, из которых младший постоянно уничтожал старшего и зажимал ему рот одним и тем же упрёком:

the attorney, a yellowish, spiteful creature; the land surveyor, a wit — of German extraction, with a Tartar face; the inspector of means of communication — a soft soul, who sang songs, but a scandalmonger; a former marshal of the district — a gentleman with dyed hair, crumpled shirt front, and tight trousers, and that lofty expression of face so characteristic of men who have stood on trial. There used to come also two landowners, inseparable friends, both no longer young and indeed a little the worse for wear, of whom the younger was continually crushing the elder and putting him to silence with one and the same reproach. 'Don't you talk, Sergei Sergeitch!

«Да полноте, Сергей Сергеич; куда вам?

What have you to say?

Ведь вы слово: пробка – пишете с буки.

Why, you spell the word cork with two k 's in it....

Да, господа, – продолжал он со всем жаром убеждения, обращаясь к присутствующим, – Сергей Сергеич пишет не пробка, а бробка».

Yes, gentlemen,' he would go on, with all the fire of conviction, turning to the bystanders, 'Sergei Sergeitch spells it not cork, but kork.'

И все присутствующие смеялись, хотя, вероятно, ни один из них не отличался особенным искусством в правописании; а несчастный Сергей Сергеич умолкал и с замирающей улыбкой преклонял голову.

And every one present would laugh, though probably not one of them was conspicuous for special accuracy in orthography, while the luckless Sergei Sergeitch held his tongue, and with a faint smile bowed his head.

Но я забываю, что моё время рассчитано, и вдаюсь в слишком подробные описания.

But I am forgetting that my hours are numbered, and am letting myself go into too minute descriptions.

Итак, без дальних околичностей: Ожогин был женат, у него была дочь, Елизавета Кирилловна, и я в эту дочь влюбился.

And so, without further beating about the bush,--Ozhogin was married, he had a daughter, Elizaveta Kirillovna, and I fell in love with this daughter.

Сам Ожогин был человек дюжинный, не дурной и не хороший; жена его сбивалась на застарелого цыплёнка; но дочь их вышла не в своих родителей.

Ozhogin himself was a commonplace person, neither good-looking nor bad-looking; his wife resembled an aged chicken; but their daughter had not taken after her parents.

Она была очень недурна собой, живого и кроткого нрава.

She was very pretty and of a bright and gentle disposition.

Её серые, светлые глаза глядели добродушно и прямо из-под ребячески приподнятых бровей; она почти постоянно улыбалась и смеялась тоже довольно часто.

Her clear grey eyes looked out kindly and directly from under childishly arched brows; she was almost always smiling, and she laughed too, pretty often.

Свежий голос её звучал очень приятно; двигалась она вольно, быстро – и весело краснела.

Her fresh voice had a very pleasant ring; she moved freely, rapidly, and blushed gaily.

Одевалась она не слишком изящно; к ней шли одни простые платья.

She did not dress very stylishly, only plain dresses suited her.

Я вообще не скоро знакомился, и если мне с кем-нибудь было с первого раза легко – что, впрочем, почти никогда не случалось, – это, признаюсь, сильно говорило в пользу нового знакомого.

I did not make friends quickly as a rule, and if I were at ease with any one from the first — which, however, scarcely ever occurred — it said, I must own, a great deal for my new acquaintance.

С женщинами же я вовсе не умел обращаться и в присутствии их либо хмурился и принимал свирепый вид, либо глупейшим образом скалил зубы и от замешательства вертел языком во рту.

I did not know at all how to behave with women, and in their presence I either scowled and put on a morose air, or grinned in the most idiotic way, and in my embarrassment turned my tongue round and round in my mouth.

С Елизаветой Кирилловной, напротив, я с первого же раза почувствовал себя дома.

With Elizaveta Kirillovna, on the contrary, I felt at home from the first moment.

Вот каким образом это случилось.

It happened in this way.

Прихожу я однажды перед обедом к Ожогину, спрашиваю:

I called one day at Ozhogin's before dinner, asked, 'At home?'

«Дома?» Говорят: «Дома, одеваются; пожалуйте в залу».

was told, 'The master's at home, dressing; please to walk into the drawing-room.'

Я в залу; смотрю, у окна стоит, ко мне спиной, девица в белом платье и держит в руках клетку.

I went into the drawing-room; I beheld standing at the window, with her back to me, a girl in a white gown, with a cage in her hands.

Меня, по обыкновению, слегка покоробило; однако я ничего, только кашлянул для приличия.

I was, as my way was, somewhat taken aback; however, I showed no sign of it, but merely coughed, for good manners.

Девица быстро обернулась, так быстро, что локоны её ударили ей в лицо, увидела меня, поклонилась и с улыбкой показала мне ящичек, до половины наполненный зёрнами.

The girl turned round quickly, so quickly that her curls gave her a slap in the face, saw me, bowed, and with a smile showed me a little box half full of seeds. '

«Вы позволите?»

'You don't mind?'

Я, разумеется, как водится в таких случаях, сперва наклонил голову и в то же время быстро согнул и выпрямил колени (словно кто ударил меня сзади в поджилки), что, как известно, служит признаком отличного воспитания и приятной развязности в обхождении, а потом улыбнулся, поднял руку и раза два осторожно и мягко провёл ею по воздуху.

I, of course, as is the usual practice in such cases, first bowed my head, and at the same time rapidly crooked my knees, and straightened them out again (as though some one had given me a blow from behind in the legs, a sure sign of good breeding and pleasant, easy manners), and then smiled, raised my hand, and softly and carefully brandished it twice in the air.

Девица тотчас отвернулась от меня, вынула из клетки дощечку, начала сильно скрести по ней ножом и вдруг, не переменяя положения, произнесла следующие слова:

The girl at once turned away from me, took a little piece of board out of the cage, began vigorously scraping it with a knife, and suddenly, without changing her attitude, uttered the following words: '

«Это папенькин снегирь...

'This is papa's parrot....

Вы любите снегирей?» –

Are you fond of parrots?' '

«Я предпочитаю чижей», – отвечал я не без некоторого усилия. «А!

'I prefer siskins,' I answered, not without some effort. '

Я тоже люблю чижей; но посмотрите на него, какой он хорошенький.

'I like siskins, too; but look at him, isn't he pretty?

Посмотрите, он не боится. (

Look, he's not afraid.' (

(Меня удивляло то, что я не боялся.)

(What surprised me was that I was not afraid.) '

Подойдите.

'Come closer.

Его зовут Попка».

His name's Popka.'

Я подошёл, нагнулся.

I went up, and bent down. '

«Не правда ли, какой он милый?»

'Isn't he really sweet?'

Она обернулась ко мне лицом; но мы так близко стояли друг к другу, что ей пришлось немного откинуть голову, чтобы взглянуть на меня своими светлыми глазками. Я посмотрел на неё:

She turned her face to me; but we were standing so close together, that she had to throw her head back to get a look at me with her clear eyes.

все её молодое, розовое лицо так дружелюбно улыбалось, что и я улыбнулся и чуть не засмеялся от удовольствия.

I gazed at her; her rosy young face was smiling all over in such a friendly way that I smiled too, and almost laughed aloud with delight.

Дверь растворилась: вошёл господин Ожогин.

The door opened; Mr. Ozhogin came in.

Я тотчас подошёл к нему, заговорил с ним очень непринуждённо, сам не знаю как остался обедать, высидел весь вечер; а на другой день лакей Ожогина, длинноватый и подслеповатый человек, уже улыбался мне, как другу дома, стаскивая с меня шинель.

I promptly went up to him, and began talking to him very unconstrainedly. I don't know how it was, but I stayed to dinner, and spent the whole evening with them; and next day the Ozhogins' footman, an elongated, dull-eyed person, smiled upon me as a friend of the family when he helped me off with my overcoat.

Найти приют, свить себе хотя временное гнездо, знать отраду ежедневных отношений и привычек – этого счастия я, лишний, без семейных воспоминаний человек, до тех пор не испытал.

To find a haven of refuge, to build oneself even a temporary nest, to feel the comfort of daily intercourse and habits, was a happiness I, a superfluous man, with no family associations, had never before experienced.

Если б во мне хоть что-нибудь напоминало цветок и если б это сравнение не было так избито, я бы решился сказать, что я с того дня расцвёл душою.

If anything about me had had any resemblance to a flower, and if the comparison were not so hackneyed, I would venture to say that my soul blossomed from that day.

Все во мне и вокруг меня так мгновенно переменилось!

Everything within me and about me was suddenly transformed!

Вся жизнь моя озарилась любовью, именно вся, до самых мелочей, словно тёмная, заброшенная комната, в которую внесли свечку.

My whole life was lighted up by love, the whole of it, down to the paltriest details, like a dark, deserted room when a light has been brought into it.

Я ложился спать и вставал, одевался, завтракал, трубку курил – иначе, чем прежде; я даже на ходу подпрыгивал – право, словно крылья вдруг выросли у меня за плечами.

I went to bed, and got up, dressed, ate my breakfast, and smoked my pipe — differently from before. I positively skipped along as I walked, as though wings were suddenly sprouting from my shoulders.

Я, помнится, ни минуты не находился в неизвестности насчёт чувства, внушённого мне Елизаветой Кирилловной:

I was not for an instant, I remember, in uncertainty with regard to the feeling Elizaveta Kirillovna inspired in me.

я с первого дня влюбился в неё страстно и с первого же дня знал, что влюбился.

I fell passionately in love with her from the first day, and from the first day I knew I was in love.

В течение трёх недель я каждый день её видел.

During the course of three weeks I saw her every day.

Эти три недели были счастливейшим временем в моей жизни; но воспоминание о них мне тягостно.

Those three weeks were the happiest time in my life; but the recollection of them is painful to me.

Я не могу думать о них одних: мне невольно представляется то, что последовало за ними, и ядовитая горечь медлительно охватит только что разнежившееся сердце.

I can't think of them alone; I cannot help dwelling on what followed after them, and the intensest bitterness slowly takes possession of my softened heart.

Когда человеку очень хорошо, мозг его, как известно, весьма мало действует.

When a man is very happy, his brain, as is well known, is not very active.

Спокойное и радостное чувство, чувство удовлетворения, проникает все его существо; он поглощён им; сознание личности в нем исчезает – он блаженствует, как говорят дурно воспитанные поэты.

A calm and delicious sensation, the sensation of satisfaction, pervades his whole being; he is swallowed up by it; the consciousness of personal life vanishes in him — he is in beatitude, as badly educated poets say.

Но когда наконец минует это «очарование», человеку иногда становится досадно и жаль, что он посреди счастия так мало наблюдал за самим собою, что он размышлением, воспоминанием не удвоивал, не продолжал своих наслаждений...

But when, at last, this 'enchantment' is over, a man is sometimes vexed and sorry that, in the midst of his bliss, he observed himself so little; that he did not, by reflection, by recollection, redouble and prolong his feelings....

как будто «блаженствующему» человеку есть когда, да и стоит размышлять о своих чувствах!

as though the 'beatific' man had time, and it were worth his while to reflect on his sensations!

Счастливый человек – что муха на солнце.

The happy man is what the fly is in the sunshine.

Оттого-то и мне, когда я вспоминаю об этих трёх неделях, почти невозможно удержать в уме точное, определённое впечатление, тем более что в течение всего этого времени ничего особенно замечательного не произошло между нами...

And so it is that, when I recall those three weeks, it is almost impossible for me to retain in my mind any exact and definite impression, all the more so as during that time nothing very remarkable took place between us....

Эти двадцать дней являются мне чем-то тёплым, молодым и пахучим, какой-то светлой полосою в моей тусклой и серенькой жизни.

Those twenty days are present to my imagination as something warm, and young, and fragrant, a sort of streak of light in my dingy, greyish life.

Память моя становится вдруг неумолимо верна и ясна только с того мгновения, когда на меня, говоря словами тех же дурно воспитанных сочинителей, обрушились удары судьбы.

My memory becomes all at once remorselessly clear and trustworthy, only from the instant when, to use the phrase of badly-educated writers, the blows of destiny began to fall upon me.

Да, эти три недели...

Yes, those three weeks....

Впрочем, они не то чтобы не оставили во мне никаких образов.

Not but what they have left some images in my mind.

Иногда, когда мне случается долго думать о том времени, иные воспоминания внезапно выплывают из мрака прошедшего – вот как звезды неожиданно выступают на вечернем небе навстречу внимательно устремлённым глазам.

Sometimes when it happens to me to brood a long while on that time, some memories suddenly float up out of the darkness of the past — like stars which suddenly come out against the evening sky to meet the eyes straining to catch sight of them.

Особенно памятной осталась мне одна прогулка в роще за городом.

One country walk in a wood has remained particularly distinct in my memory.

Нас было четверо: старуха Ожогина, Лиза, я и некто Бизьмёнков, мелкий чиновник города О..., белокуренький, добренький и смирненький человек.

There were four of us, old Madame Ozhogin, Liza, I, and a certain Bizmyonkov, a petty official of the town of O — --, a light-haired, good-natured, and harmless person.

Мне ещё о нем придётся поговорить.

I shall have more to say of him later.

Сам г. Ожогин остался дома: у него от слишком продолжительного сна голова разболелась.

Mr. Ozhogin had stayed at home; he had a headache, from sleeping too long.

День был чудесный, тёплый и тихий.

The day was exquisite; warm and soft.

Должно заметить, что увеселительные сады и общественные гулянья не в духе русского человека.

I must observe that pleasure-gardens and picnic-parties are not to the taste of the average Russian.

В губернских городах, в так называемых публичных садах, вы ни в какое время года не встретите живой души; разве какая-нибудь старуха, кряхтя, присядет на пропечённую солнцем зелёную скамейку, в соседстве больного деревца, да и то коли поблизости нет засаленной лавочки у подворотни.

In district towns, in the so-called public gardens, you never meet a living soul at any time of the year; at the most, some old woman sits sighing and moaning on a green garden seat, broiling in the sun, not far from a sickly tree — and that, only if there is no greasy little bench in the gateway near.

Но если в соседстве города находится жиденькая березовая рощица, купцы, а иногда и чиновники, по воскресным и праздничным дням, охотно туда ездят с самоварами, пирогами, арбузами, становят всю эту благодать на пыльную траву возле самой дороги, садятся кругом и кушают и чайничают в поте лица до самого вечера.

But if there happens to be a scraggy birchwood in the neighbourhood of the town, tradespeople and even officials gladly make excursions thither on Sundays and holidays, with samovars, pies, and melons; set all this abundance on the dusty grass, close by the road, sit round, and eat and drink tea in the sweat of their brows till evening.

Именно такого рода рощица существовала тогда в двух верстах от города О... Мы приехали туда после обеда, напились как следует чаю и потом все четверо отправились походить по роще.

Just such a wood there was at that time a mile and a half from the town of O — -. We repaired there after dinner, duly drank our fill of tea, and then all four began to wander about the wood.

Бизьмёнков взял под руку старуху Ожогину, я – Лизу.

Bizmyonkov walked with Madame Ozhogin on his arm, I with Liza on mine.

День уже склонялся к вечеру.

The day was already drawing to evening.

Я находился тогда в самом разгаре первой любви (не более двух недель прошло со времени нашего знакомства), в том состоянии страстного и внимательного обожания, когда вся ваша душа невинно и невольно следит за каждым движением любимого существа, когда вы не можете насытиться его присутствием, наслушаться его голоса, когда вы улыбаетесь и смотрите выздоровевшим ребёнком, и несколько опытный человек на сто шагов с первого взгляда должен узнать, что с вами происходит.

I was at that time in the very fire of first love (not more than a fortnight had passed since our first meeting), in that condition of passionate and concentrated adoration, when your whole soul innocently and unconsciously follows every movement of the beloved being, when you can never have enough of her presence, listen enough to her voice, when you smile with the look of a child convalescent after sickness, and a man of the smallest experience cannot fail at the first glance to recognise a hundred yards off what is the matter with you.

Мне до того дня ещё ни разу не случалось держать Лизу под руку.

Till that day I had never happened to have Liza on my arm.

Мы шли с ней рядом, тихо выступая по зелёной траве.

We walked side by side, stepping slowly over the green grass.

Лёгкий ветерок словно порхал вокруг нас, между белыми стволами берез, изредка бросая мне в лицо ленту её шляпки.

A light breeze, as it were, flitted about us between the white stems of the birches, every now and then flapping the ribbon of her hat into my face.

Я неотступно следил за её взором, пока она наконец весело не обращалась ко мне, и мы оба улыбались друг другу.

I incessantly followed her eyes, until at last she turned gaily to me and we both smiled at each other.

Птицы одобрительно чирикали над нами, голубое небо ласково сквозило сквозь мелкую листву.

The birds were chirping approvingly above us, the blue sky peeped caressingly at us through the delicate foliage.

Голова моя кружилась от избытка удовольствия.

My head was going round with excess of bliss.

Спешу заметить: Лиза нисколько не была в меня влюблена.

I hasten to remark, Liza was not a bit in love with me.

Я ей нравился; она вообще никого не дичилась, но не мне было суждено возмутить её детское спокойствие.

She liked me; she was never shy with any one, but it was not reserved for me to trouble her childlike peace of mind.

Она шла под руку со мной, как бы с братом.

She walked arm in arm with me, as she would with a brother.

Ей было тогда семнадцать лет...

She was seventeen then....

И, между тем в тот самый вечер, при мне, началось в ней то внутреннее, тихое брожение, которое предшествует превращению ребёнка в женщину...

And meanwhile, that very evening, before my eyes, there began that soft inward ferment which precedes the metamorphosis of the child into the woman....

Я был свидетелем этой перемены всего существа, этого невинного недоумения, этой тревожной задумчивости; я первый подметил эту внезапную мягкость взора, эту звенящую неверность голоса – и, о глупец!

I was witness of that transformation of the whole being, that guileless bewilderment, that agitated dreaminess; I was the first to detect the sudden softness of the glance, the sudden ring in the voice — and oh, fool!

о лишний человек!

oh, superfluous man!

в течение целой недели я не устыдился предполагать, что я, я был причиной этой перемены.

For a whole week I had the face to imagine that I, I was the cause of this transformation!

Вот каким образом это случилось.

This was how it happened.

Мы гуляли довольно долго, до самого вечера, и мало разговаривали.

We walked rather a long while, till evening, and talked little.

Я молчал, как все неопытные любовники, а ей, вероятно, нечего было мне сказать; но она словно о чем-то размышляла и как-то особенно покачивала головой, задумчиво кусая сорванный лист.

I was silent, like all inexperienced lovers, and she, probably, had nothing to say to me. But she seemed to be pondering over something, and shook her head in a peculiar way, as she pensively nibbled a leaf she had picked.

Иногда она принималась идти вперёд, так решительно...

Sometimes she started walking ahead, so resolutely...

а потом вдруг останавливалась, ждала меня и оглядывалась кругом с приподнятыми бровями и рассеянной усмешкой.

...then all at once stopped, waited for me, and looked round with lifted eyebrows and a vague smile.

Накануне мы с ней вместе прочли «Кавказского пленника».

On the previous evening we had read together. The Prisoner of the Caucasus..

С какой жадностью она меня слушала, опершись лицом на обе руки и прислонясь грудью к столу!

With what eagerness she had listened to me, her face propped in both hands, and her bosom pressed against the table!

Я было заговорил о вчерашнем чтении; она покраснела, спросила меня, дал ли я перед отъездом снегирю конопляного семени, громко запела какую-то песенку и вдруг замолчала.

I began to speak of our yesterday's reading; she flushed, asked me whether I had given the parrot any hemp-seed before starting, began humming some little song aloud, and all at once was silent again.

Роща с одной стороны кончалась довольно высоким и крутым обрывом; внизу текла извилистая речка, а за ней на необозримое пространство тянулись, то слегка вздымаясь как волны, то широко расстилаясь скатертью, бесконечные луга, кой-где перерезанные оврагами.

The copse ended on one side in a rather high and abrupt precipice; below coursed a winding stream, and beyond it, over an immense expanse, stretched the boundless prairies, rising like waves, spreading wide like a table-cloth, and broken here and there by ravines.

Мы с Лизой первые вышли на край рощи; Бизьмёнков остался позади с старухой.

Liza and I were the first to come out at the edge of the wood; Bizmyonkov and the elder lady were behind.

Мы вышли, остановились, и оба невольно прищурили глаза: прямо против нас, среди раскалённого тумана, садилось багровое, огромное солнце.

We came out, stood still, and involuntarily we both half shut our eyes; directly facing us, across a lurid mist, the vast, purple sun was setting.

Полнеба разгоралось и рдело; красные лучи били вскользь по лугам, бросая алый отблеск даже на тенистую сторону оврагов, ложились огнистым свинцом по речке, там, где она не пряталась под нависшие кусты, и словно упирались в грудь обрыву и роще.

Half the sky was flushed and glowing; red rays fell slanting on the meadows, casting a crimson reflection even on the side of the ravines in shadow, lying in gleams of fire on the stream, where it was not hidden under the overhanging bushes, and, as it were, leaning on the bosom of the precipice and the copse.

Мы стояли, облитые горячим сиянием.

We stood, bathed in the blazing brilliance.

Я не в состоянии передать всю страстную торжественность этой картины.

I am not capable of describing all the impassioned solemnity of this scene.

Говорят, одному слепому красный цвет представлялся трубным звуком; не знаю, насколько это сравнение справедливо, но действительно было что-то призывное в этом пылающем золоте вечернего воздуха, в багряном блеске неба и земли.

They say that by a blind man the colour red is imagined as the sound of a trumpet. I don't know how far this comparison is correct, but really there was something of a challenge in this glowing gold of the evening air, in the crimson flush on sky and earth.

Я вскрикнул от восторга и тотчас обратился к Лизе.

I uttered a cry of rapture and at once turned to Liza.

Она глядела прямо на солнце.

She was looking straight at the sun.

Помнится, пожар зари отражался маленькими огненными пятнышками в её глазах.

I remember the sunset glow was reflected in little points of fire in her eyes.

Она была поражена, глубоко тронута.

She was overwhelmed, deeply moved.

Она ничего не отвечала на моё восклицание, долго не шевелилась, потупила голову...

She made no response to my exclamation; for a long while she stood, not stirring, with drooping head....

Я протянул к ней руку, она отвернулась от меня и вдруг залилась слезами.

I held out my hand to her; she turned away from me, and suddenly burst into tears.

Я глядел на неё с тайным, почти радостным недоумением...

I looked at her with secret, almost delighted amazement....

Голос Бизьмёнкова раздался в двух шагах от нас.

The voice of Bizmyonkov was heard a couple of yards off.

Лиза быстро отёрла слезы и с нерешительной улыбкой посмотрела на меня.

Liza quickly wiped her tears and looked with a faltering smile at me.

Старуха вышла из рощи, опираясь на руку своего белокурого вожатая; оба в свою очередь полюбовались видом.

The elder lady came out of the copse leaning on the arm of her flaxen-headed escort; they, in their turn, admired the view.

Старуха спросила что-то у Лизы, и я, помню, невольно вздрогнул, когда ей в ответ прозвучал, как надтреснувшее стекло, разбитый голосок её дочери.

The old lady addressed some question to Liza, and I could not help shuddering, I remember, when her daughter's broken voice, like cracked glass, sounded in reply.

Между тем солнце закатилось, заря начала гаснуть.

Meanwhile the sun had set, and the afterglow began to fade.

Мы пошли назад.

We turned back.

Я опять взял Лизу под руку.

Again I took Liza's arm in mine.

В роще было ещё светло, и я ясно мог различить её черты.

It was still light in the wood, and I could clearly distinguish her features.

Она была смущена и не поднимала глаз.

She was confused, and did not raise her eyes.

Румянец, разлитый по всему её лицу, не исчезал: словно она все ещё стояла в лучах заходящего солнца...

The flush that overspread her face did not vanish; it was as though she were still standing in the rays of the setting sun....

Рука её чуть касалась моей.

Her hand scarcely touched my arm.

Я долго не мог начать речи: так сильно билось во мне сердце.

For a long while I could not frame a sentence; my heart was beating so violently.

Сквозь деревья вдали замелькала карета; кучер шагом ехал к нам навстречу по рыхлому песку дороги.

Through the trees there was a glimpse of the carriage in the distance; the coachman was coming at a walking pace to meet us over the soft sand of the road.

– Лизавета Кирилловна, – промолвил я наконец, – отчего вы плакали?

'Lizaveta Kirillovna,' I brought out at last, 'what did you cry for?'

– Не знаю, – возразила она после небольшого молчания, посмотрела на меня своими кроткими, ещё влажными от слез глазами – взгляд их показался мне изменённым – и опять умолкла.

'I don't know,' she answered, after a short silence. She looked at me with her soft eyes still wet with tears — her look struck me as changed, and she was silent again.

– Вы, я вижу, любите природу... – продолжал я.

'You are very fond, I see, of nature,' I pursued.

Я совсем не то хотел сказать, да и эту последнюю фразу язык мой едва пролепетал до конца.

That was not at all what I meant to say, and the last words my tongue scarcely faltered out to the end.

Она покачала головой.

She shook her head.

Я более не мог произнести слова...

I could not utter another word....

я ждал чего-то...

I was waiting for something....

не признанья – где!

not an avowal — how was that possible?

я ждал доверчивого взгляда, вопроса...

I waited for a confiding glance, a question....

Но Лиза глядела на землю и молчала.

But Liza looked at the ground, and kept silent.

Я повторил ещё раз вполголоса:

I repeated once more in a whisper: '

«Отчего?» –

'Why was it?'

и не получил ответа.

and received no reply.

Ей, я это видел, становилось неловко, почти стыдно.

She had grown, I saw that, ill at ease, almost ashamed.

Спустя четверть часа мы уже сидели в карете и подъезжали к городу.

A quarter of an hour later we were sitting in the carriage driving to the town.

Дружной рысью бежали лошади; мы быстро мчались сквозь темнеющий, влажный воздух.

The horses flew along at an even trot; we were rapidly whirled along through the darkening, damp air.

Я вдруг разговорился, беспрестанно обращался то к Бизьмёнкову, то к Ожогиной, не глядел на Лизу, но мог заметить, что из угла кареты взор её не раз останавливался на мне.

I suddenly began talking, more than once addressing first Bizmyonkov, and then Madame Ozhogin. I did not look at Liza, but I could see that from her corner in the carriage her eyes did not once rest on me.

Дома она встрепенулась, однако не захотела читать со мной и скоро отправилась спать.

At home she roused herself, but would not read with me, and soon went off to bed.

Перелом, тот перелом, о котором я говорил, в ней совершился.

A turning-point, that turning-point I have spoken of, had been reached by her.

Она перестала быть девочкой, она тоже начала ждать...

She had ceased to be a little girl, she too had begun....

как я...

like me....

чего-то.

to wait for something.

Она недолго ждала.

She had not long to wait.

Но я в ту же ночь вернулся к себе на квартиру в совершенном очаровании.

But that night I went home to my lodgings in a state of perfect ecstasy.

Смутное – не то предчувствие, не то подозрение, которое возникло было во мне, исчезло:

The vague half presentiment, half suspicion, which had been arising within me, had vanished.

внезапную принужденность в обхождении Лизы со мною я приписывал девической стыдливости, робости...

The sudden constraint in Liza's manner towards me I ascribed to maidenly bashfulness, timidity....

Разве я не читал тысячу раз во многих сочинениях, что первое появление любви всегда волнует и пугает девицу?

Hadn't I read a thousand times over in many books that the first appearance of love always agitates and alarms a young girl?

Я чувствовал себя весьма счастливым и уже строил в уме различные планы...

I felt supremely happy, and was already making all sorts of plans in my head.

Если б кто-нибудь сказал мне тогда на ухо:

If some one had whispered in my ear then: '

«Врёшь, любезный!

'You're raving, my dear chap!

Тебе совсем не то предстоит, братец:

that's not a bit what's in store for you.

тебе предстоит умереть одиноко, в дрянном домишке, под несносное ворчанье старой бабы, которая ждёт не дождётся твоей смерти, чтобы продать за бесценок твои сапоги...»

What's in store for you is to die all alone, in a wretched little cottage, amid the insufferable grumbling of an old hag who will await your death with impatience to sell your boots for a few coppers...'!

Да, поневоле скажешь с одним русским философом: «Как знать, чего не знаешь?»

Yes, one can't help saying with the Russian philosopher — 'How's one to know what one doesn't know?'

До завтра.

Enough for to-day.

25 марта. Белый зимний день

March 25. A white winter day.

Я перечёл то, что вчера написал, и чуть-чуть не изорвал всей тетради.

I have read over what I wrote yesterday, and was all but tearing up the whole manuscript.

Мне кажется, я слишком пространно и слишком сладко рассказываю.

I think my story's too spun out and too sentimental.

Впрочем, так как остальные мои воспоминания о том времени не представляют ничего отрадного, кроме той отрады особенного рода, которую Лермонтов имел в виду, когда говорил, что весело и больно тревожить язвы старых ран, то почему же и не побаловать себя?

However, as the rest of my recollections of that time presents nothing of a pleasurable character, except that peculiar sort of consolation which Lermontov had in view when he said there is pleasure and pain in irritating the sores of old wounds, why not indulge oneself?

Но надобно и честь знать.

But one must know where to draw the line.

И потому продолжаю без всякой сладости.

And so I will continue without any sort of sentimentality.

В течение целой недели, после прогулки за городом, положение моё, в сущности, нисколько не улучшилось, хотя перемена в Лизе становилась заметнее с каждым днём.

During the whole of the week after the country excursion, my position was in reality in no way improved, though the change in Liza became more noticeable every day.

Я, как уже сказано, толковал эту перемену в самую для меня выгодную сторону...

I interpreted this change, as I have said before, in the most favourable way for me....

Несчастие людей одиноких и робких – от самолюбия робких – состоит именно в том, что они, имея глаза и даже растаращив их, ничего не видят или видят все в ложном свете, словно сквозь окрашенные очки.

The misfortune of solitary and timid people — who are timid from self-consciousness — is just that, though they have eyes and indeed open them wide, they see nothing, or see everything in a false light, as though through coloured spectacles.

Их же собственные мысли и наблюдения мешают им на каждом шагу.

Their own ideas and speculations trip them up at every step.

В начале нашего знакомства Лиза обращалась со мной доверчиво и вольно, как ребёнок; может быть, даже в её расположении ко мне было нечто более простой, детской привязанности...

At the commencement of our acquaintance, Liza behaved confidingly and freely with me, like a child; perhaps there may even have been in her attitude to me something more than mere childish liking....

Но когда совершился в ней тот странный, почти внезапный перелом, она, после небольшого недоумения, почувствовала себя стеснённой в моем присутствии; она невольно отворачивалась от меня и в то же время грустила и задумывалась...

But after this strange, almost instantaneous change had taken place in her, after a period of brief perplexity, she felt constrained in my presence; she unconsciously turned away from me, and was at the same time melancholy and dreamy....

She was waiting....

for what?

She did not know....

while I....

я, как уже сказано, радовался этой перемене...

I, as I have said above, was delighted at this change....

Я, ей-богу, чуть-чуть не замирал, как говорится, от восторга.

Yes, by God, I was ready to expire, as they say, with rapture.

Впрочем, я готов согласиться, что и другой на моем месте мог бы обмануться...

Though I am prepared to allow that any one else in my place might have been deceived....

У кого нет самолюбия?

Who is free from vanity?

Нечего и говорить, что это все мне стало ясным только в последствии времени, когда мне пришлось опустить свои ошибенные, и без того несильные, крылья.

I need not say that all this was only clear to me in the course of time, when I had to lower my clipped and at no time over-powerful wings.

Недоразумение, возникшее между мной и Лизой, продолжалось целую неделю, – и в этом нет ничего удивительного:

The misunderstanding that had arisen between Liza and me lasted a whole week — and there is nothing surprising in that:

мне случалось быть свидетелем недоразумений, продолжавшихся годы за годами.

it has been my lot to be a witness of misunderstandings that have lasted for years and years.

Да и кто сказал, что одна истина действительна?

Who was it said, by the way, that truth alone is powerful?

Ложь так же живуча, как и истина, если не более.

Falsehood is just as living as truth, if not more so.

Точно, помнится, во мне даже в течение этой недели изредка шевелился червь...

To be sure, I recollect that even during that week I felt from time to time an uneasy gnawing astir within me....

но наш брат, одинокий человек, опять-таки скажу, так же не способен понять то, что в нем происходит, как и то, что совершается перед его глазами.

but solitary people like me, I say again, are as incapable of understanding what is going on within them as what is taking place before their eyes.

Да и притом: разве любовь – естественное чувство?

And, besides, is love a natural feeling?

Разве человеку свойственно любить?

Is it natural for man to love?

Любовь – болезнь; а для болезни закон не писан.

Love is a sickness; and for sickness there is no law.

Положим, у меня сердце иногда неприятно сжималось; да ведь все во мне было перевёрнуто кверху дном.

Granting that there was at times an unpleasant pang in my heart; well, everything inside me was turned upside down.

Как тут прикажете узнать, что ладно и что неладно, какая причина, какое значение каждого отдельного ощущения?

And how is one to know in such circumstances, what is all right and what is all wrong? and what is the cause, and what the significance, of each separate symptom?

Но как бы то ни было, все эти недоразумения, предчувствия и надежды разрешились следующим образом.

But, be that as it may, all these misconceptions, presentiments, and hopes were shattered in the following manner.

Однажды – дело было утром, часу в двенадцатом – не успел я войти в переднюю г.

One day — it was in the morning about twelve o'clock — I had hardly entered Mr. Ozhogin's hall, when I heard an unfamiliar, mellow voice in the drawing-room, the door opened, and a tall and slim man of five-and-twenty appeared in the doorway, escorted by the master of the house.

Ожогина, как незнакомый, звонкий голос раздался в зале, дверь распахнулась, и, в сопровождении хозяина, показался на пороге стройный и высокий мужчина лет двадцати пяти, быстро накинул на себя военную шинель, лежавшую на прилавке, ласково простился с Кириллом Матвеичем, проходя мимо меня, небрежно коснулся своей фуражки – и исчез, звеня шпорами.

He rapidly put on a military overcoat which lay on the slab, and took cordial leave of Kirilla Matveitch. As he brushed past me, he carelessly touched his foraging cap, and vanished with a clink of his spurs.

– Кто это? –

'Who is that?'

спросил я Ожогина.

I asked Ozhogin.

– Князь Н*, – отвечал мне тот с озабоченным лицом, – из Петербурга прислан: рекрутов принимать.

'Prince N., 'the latter responded, with a preoccupied face; 'sent from Petersburg to collect recruits.

Да где ж это люди? –

But where are the servants?'

продолжал он с досадой, – шинели ему никто не подал.

he went on in a tone of annoyance; 'no one handed him his coat.'

Мы вошли в залу.

We went into the drawing-room.

– Давно он приехал? –

'Has he been here long?'

спросил я.

I inquired.

– Говорит, вчера вечером.

'Arrived yesterday evening, I'm told.

Я ему предложил комнату у себя, да он отказался.

I offered him a room here, but he refused.

Впрочем, он, кажется, очень милый малый.

He seems a very nice fellow, though.'

– Долго он у вас пробыл?

'Has he been long with you?'

– С час.

'About an hour.

Он просил меня представить его Олимпиаде Никитичне.

He asked me to introduce him to Olimpiada Nikitishna.'

– И вы представили его?

'And did you introduce him?'

– Как же.

'Of course.'

– А с Лизаветой Кирилловной он...

'And Lizaveta Kirillovna, too, did he....'

– Он и с ней познакомился – как же.

'He made her acquaintance, too, of course.'

Я помолчал.

I was silent for a space.

– Надолго он сюда приехал, вы не знаете?

'Has he come here for long, do you know?'

– Да я думаю, ему здесь недели две придётся пробыть с лишком.

'Yes, I believe he has to be here for a fortnight.'

И Кирилла Матвеич побежал одеваться.

And Kirilla Matveitch hurried away to dress.

Я прошёлся несколько раз по зале.

I walked several times up and down the drawing-room.

Не помню, чтобы приезд князя Н* произвёл во мне тогда же какое-нибудь особенное впечатление, кроме того неприязненного чувства, которое обыкновенно овладевает нами при появлении нового лица в нашем домашнем кружку.

I don't recollect that Prince N.'s arrival made any special impression on me at the time, except that feeling of hostility which usually possesses us on the appearance of any new person in our domestic circle.

Может быть, к этому чувству примешивалось ещё нечто вроде зависти робкого и тёмного москвича к блестящему петербургскому офицеру.

Possibly there was mingled with this feeling something too of the nature of envy — of a shy and obscure person from Moscow towards a brilliant officer from Petersburg. '

«Князь, – думал я, – столичная штучка: на нас свысока смотреть будет...»

'The prince,' I mused, 'is an upstart from the capital; he'll look down upon us....'

Не более минуты видел я его, но успел заметить, что он был хорош собой, ловок и развязен.

I had not seen him for more than an instant, but I had had time to perceive that he was good-looking, clever, and at his ease.

Походив некоторое время по зале, я наконец остановился перед зеркалом, достал из кармана гребешок, придал моим волосам живописную небрежность и, как это иногда случается, внезапно углубился в созерцание моего собственного лица.

After pacing the room for some time, I stopped at last before a looking-glass, pulled a comb out of my pocket, gave a picturesque carelessness to my hair, and, as sometimes happens, became suddenly absorbed in the contemplation of my own face.

Помнится, моё внимание было заботливо сосредоточено на моем носе; мягковатые и неопределенные очертания этого члена не доставляли мне особенного удовольствия – как вдруг, в тёмной глубине наклонённого стекла, отражавшего почти всю комнату, отворилась дверь и показалась стройная фигура Лизы.

I remember my attention centred anxiously about my nose; the soft and undefined outlines of that feature afforded me no great satisfaction, when suddenly in the dark depths of the sloping mirror, which reflected almost the whole room, the door opened, and the slender figure of Liza appeared.

Не знаю, почему я не шевельнулся и удержал на лице прежнее выражение.

I don't know why I did not stir, and kept the same expression on my face.

Лиза протянула голову, внимательно посмотрела на меня и, подняв брови, закусив губы и притаив дыхание, как человек, который рад, что его не заметили, осторожно подалась назад и тихонько потянула за собою дверь.

Liza craned her head forward, looked intently at me, and raising her eyebrows, biting her lips, and holding her breath as any one does who is glad at not being noticed, she cautiously drew back and stealthily drew the door to after her.

Дверь слабо скрипнула.

The door creaked slightly.

Лиза вздрогнула и замерла на месте...

Liza started and stood rooted to the spot...

Я все не шевелился...

I still kept from stirring....

Она потянула за ручку опять и скрылась.

she pulled the handle again and vanished.

Не было возможности сомневаться:

There was no possibility of doubt:

выражение Лизина лица при виде моей особы, это выражение, в котором не замечалось ничего, кроме желания благополучно убраться назад, избегнуть неприятного свидания, быстрый отблеск удовольствия, который я успел уловить в её глазах, когда ей показалось, что ей точно удалось ускользнуть незамеченной, – все это говорило слишком ясно: эта девушка меня не любит.

the expression of Liza's face at the sight of my figure, that expression in which nothing could be detected except a desire to get away again successfully, to escape a disagreeable interview, the quick flash of delight I had time to catch in her eyes when she fancied she really had managed to creep away unnoticed — it all spoke too clearly; that girl did not love me.

Я долго, долго не мог отвести взора от неподвижной, немой двери, снова белым пятном появившейся в глубине зеркала; хотел было улыбнуться своей собственной вытянутой фигуре – опустил голову, вернулся домой и бросился на диван.

For a long, long while I could not take my eyes off that motionless, dumb door, which was once more a patch of white in the looking-glass. I tried to smile at my own long face — dropped my head, went home again, and flung myself on the sofa.

Мне было необыкновенно тяжело, так тяжело, что я не мог плакать...

I felt extraordinarily heavy at heart, so much so that I could not cry....

да и о чем было плакать?..

and, besides, what was there to cry about...? '

«Неужели? –

'Is it possible?'

твердил я беспрестанно, лёжа, как убитый, на спине и сложив руки на груди, – неужели?..»

I repeated incessantly, lying, as though I were murdered, on my back with my hands folded on my breast — 'is it possible?'...

Как вам нравится это «неужели»?

?'...Don't you think that's rather good, that 'is it possible?'

26 марта. Оттепель

March 26. Thaw.

Когда я на другой день, после долгих колебаний и внутренно замирая, вошёл в знакомую гостиную Ожогиных, я уже был не тем человеком, каким они меня знали в течение трёх недель.

When, next day, after long hesitation and with a low sinking at my heart, I went into the Ozhogins' familiar drawing-room, I was no longer the same man as they had known during the last three weeks.

Все мои прежние замашки, от которых я было начал отвыкать под влиянием нового для меня чувства, внезапно появились опять и завладели мною, как хозяева, вернувшиеся в свой дом.

All my old peculiarities, which I had begun to get over, under the influence of a new feeling, reappeared and took possession of me, like proprietors returning to their house.

Люди, подобные мне, вообще руководствуются не столько положительными фактами, сколько собственными впечатлениями:

People of my sort are usually guided, not so much by positive facts, as by their own impressions:

я, не далее как вчера мечтавший о «восторгах взаимной любви», сегодня уже нимало не сомневался в своём «несчастии» и совершенно отчаивался, хотя я сам не был в состоянии сыскать какой-нибудь разумный предлог своему отчаянию.

I, who no longer ago than the day before had been dreaming of the 'raptures of love returned,' was that day no less convinced of my 'unhappiness,' and was absolutely despairing, though I was not myself able to find any rational ground for my despair.

Не мог же я ревновать к князю Н*, и какие бы за ним ни водились достоинства, одного его появления не было достаточно, чтобы разом искоренить то расположение Лизы ко мне...

I could not as yet be jealous of Prince N., and whatever his qualities might be, his mere arrival was not sufficient to extinguish Liza's good-will towards me at once....

Да полно, существовало ли это расположение?

But stay, was there any good-will on her part?

Я припоминал прошедшее.

I recalled the past. '

«А прогулка в лесу? –

'What of the walk in the wood?'

спрашивал я самого себя. –

I asked myself. '

А выражение её лица в зеркале?

'What of the expression of her face in the glass?' '

Но, – продолжал я, – прогулка в лесу, кажется...

'But,' I went on, 'the walk in the wood, I think.... Fie on me!

Фу ты, боже мой! что я за ничтожное существо!» –

my God, what a wretched creature I am!'

восклицал я вслух наконец.

I said at last, out loud.

Вот какого рода недосказанные, недодуманные мысли, тысячу раз возвращаясь, однообразным вихрем кружились в голове моей.

Of such sort were the unphrased, incomplete thoughts that went round and round a thousand times over in a monotonous whirl in my head.

Повторяю, я вернулся к Ожогиным тем же мнительным, подозрительным, натянутым человеком, каким был с детства...

I repeat, I went back to the Ozhogins' the same hypersensitive, suspicious, constrained creature I had been from my childhood up....

Я застал все семейство в гостиной; Бизьмёнков тут же сидел, в уголку.

I found the whole family in the drawing-room; Bizmyonkov was sitting there, too, in a corner.

Все казались в духе; особенно Ожогин так и сиял и с первого же слова сообщил мне, что князь Н* пробыл у них вчера целый вечер.

Every one seemed in high good-humour; Ozhogin, in particular, positively beamed, and his first word was to tell me that Prince N. had spent the whole of the previous evening with them.

Лиза спокойно приветствовала меня.

Liza gave me a tranquil greeting. '

«Ну, – сказал я сам себе, – теперь я понимаю, отчего вы в духе».

'Oh,' said I to myself; 'now I understand why you're in such spirits.'

Признаюсь, вторичное посещение князя меня озадачило.

I must own the prince's second visit puzzled me.

Я этого не ожидал.

I had not anticipated it.

Вообще наш брат ожидает всего на свете, кроме того, что в естественном порядке вещей должно случиться. Я надулся и принял вид оскорблённого, но великодушного человека; хотел наказать Лизу своею немилостью, из чего, впрочем, должно заключить, что я все-таки ещё не совершенно отчаивался.

As a rule fellows like me anticipate everything in the world, except what is bound to occur in the natural order of things; I sulked and put on the air of an injured but magnanimous person; I tried to punish Liza by showing my displeasure, from which one must conclude I was not yet completely desperate after all.

Говорят, в иных случаях, когда вас действительно любят, даже полезно помучить обожаемое существо; но в моем положении это было невыразимо глупо:

They do say that in some cases when one is really loved, it's positively of use to torment the adored one; but in my position it was indescribably stupid.

Лиза самым невинным образом не обратила на меня внимания.

Liza, in the most innocent way, paid no attention to me.

Одна старуха Ожогина заметила мою торжественную молчаливость и заботливо осведомилась о моем здоровье.

No one but Madame Ozhogin observed my solemn taciturnity, and she inquired anxiously after my health.

Я, разумеется, с горькою улыбкой отвечал ей, что я, слава богу, совершенно здоров.

I replied, of course, with a bitter smile, that I was thankful to say I was perfectly well.

Ожогин продолжал распространяться насчёт своего гостя; но, заметив, что я неохотно отвечал ему, он обращался более к Бизьмёнкову, который слушал его с большим вниманием, как вдруг вошёл человек и доложил о князе Н*. Хозяин вскочил и побежал ему навстречу; Лиза, на которую я тотчас устремил орлиный взор, покраснела от удовольствия и зашевелилась на стуле.

Ozhogin continued to expatiate on the subject of their visitor; but noticing that I responded reluctantly, he addressed himself principally to Bizmyonkov, who was listening to him with great attention, when a servant suddenly came in, announcing the arrival of Prince N. Our host jumped up and ran to meet him; Liza, upon whom I at once turned an eagle eye, flushed with delight, and made as though she would move from her seat.

Князь вошёл, раздушенный, весёлый, ласковый...

The prince came in, all agreeable perfume, gaiety, cordiality....

Так как я не сочиняю повести для благосклонного читателя, а просто пишу для собственного удовольствия, то мне, стало быть, не для чего прибегать к обычным уловкам господ литераторов.

As I am not composing a romance for a gentle reader, but simply writing for my own amusement, it stands to reason I need not make use of the usual dodges of our respected authors.

Скажу сейчас же, без дальнего отлагательства, что Лиза с первого же дня страстно влюбилась в князя, и князь её полюбил – отчасти от нечего делать, отчасти от привычки кружить женщинам голову, но также оттого, что Лиза точно была очень милое существо.

I will say straight out without further delay that Liza fell passionately in love with the prince from the first day she saw him, and the prince fell in love with her too — partly from having nothing to do, and partly from a propensity for turning women's heads, and also owing to the fact that Liza really was a very charming creature.

В том, что они полюбили друг друга, не было ничего удивительного.

There was nothing to be wondered at in their falling in love with each other.

Он, вероятно, никак не ожидал найти подобную жемчужину в такой скверной раковине (я говорю о богомерзком городе О...), а она до тех пор и во сне не видала ничего хотя несколько похожего на этого блестящего, умного, пленительного аристократа.

He had certainly never expected to find such a pearl in such a wretched shell (I am alluding to the God-forsaken town of O — --), and she had never in her wildest dreams seen anything in the least like this brilliant, clever, fascinating aristocrat.

После первых приветствий Ожогин представил меня князю, который обошёлся со мной очень вежливо.

After the first courtesies, Ozhogin introduced me to the prince, who was very affable in his behaviour to me.

Он вообще был очень вежлив со всеми и, несмотря на несоразмерное расстояние, находящееся между ним и нашим тёмным уездным кружком, умел не только никого не стеснять, но даже показать вид, как будто он был нам равный и только случайным образом жил в С.-Петербурге.

He was as a rule very affable with every one; and in spite of the immeasurable distance between him and our obscure provincial circle, he was clever enough to avoid being a source of constraint to any one, and even to make a show of being on our level, and only living at Petersburg, as it were, by accident.

Этот первый вечер...

That first evening....

О, этот первый вечер!

Oh, that first evening!

В счастливые дни нашего детства учители рассказывали нам и поставляли в пример черту мужественного терпения того молодого лакедемонца, который, украв лисицу и спрятав её под свою хламиду, ни разу не пикнув, позволил ей съесть все свои потроха и таким образом предпочёл самую смерть позору...

In our happy days of childhood our teachers used to describe and set up before us as an example the manly fortitude of the young Spartan, who, having stolen a fox and hidden it under his tunic, without uttering one shriek let it devour all his entrails, and so preferred death itself to disgrace....

Я не могу найти лучшего сравнения для выражения моих несказанных страданий в течение того вечера, когда я в первый раз увидел князя подле Лизы.

I can find no better comparison for my indescribable sufferings during the evening on which I first saw the prince by Liza's side.

Моя постоянно напряженная улыбка, мучительная наблюдательность, моё глупое молчание, тоскливое и напрасное желание уйти – все это, вероятно, было весьма замечательно в своём роде.

My continual forced smile and painful vigilance, my idiotic silence, my miserable and ineffectual desire to get away — all that was doubtless something truly remarkable in its own way.

Не одна лисица рылась в моих внутренностях: ревность, зависть, чувство своего ничтожества, бессильная злость меня терзали.

It was not one wild beast alone gnawing at my vitals; jealousy, envy, the sense of my own insignificance, and helpless hatred were torturing me.

Я не мог не сознаться, что князь был действительно весьма любезный молодой человек...

I could not but admit that the prince really was a very agreeable young man....

Я пожирал его глазами; я, право, кажется, забывал мигать, глядя на него.

I devoured him with my eyes; I really believe I forgot to blink as usual, as I stared at him.

Он разговаривал не с одной Лизой, но, конечно, говорил только для неё одной.

He talked not to Liza alone, but all he said was of course really for her.

Я, должно быть, сильно надоедал ему...

He must have felt me a great bore.

Он, вероятно, скоро догадался, что имел дело с устранённым любовником, но из сожаления ко мне, а также из глубокого сознания моей совершенной безопасности обращался со мной необыкновенно мягко.

He most likely guessed directly that it was a discarded lover he had to deal with, but from sympathy for me, and also a profound sense of my absolute harmlessness, he treated me with extraordinary gentleness.

Можете себе представить, как это меня оскорбляло!

You can fancy how this wounded me!

В течение вечера я, помнится, попытался загладить свою вину; я (не смейтесь надо мной, кто бы вы ни были, кому попадутся эти строки на глаза, тем более что это было моей последней мечтой)...

In the course of the evening I tried, I remember, to smooth over my mistake. I positively (don't laugh at me, whoever you may be, who chance to look through these lines — especially as it was my last illusion...)....

я, ей-богу, посреди моих разнообразных терзаний вдруг вообразил, что Лиза хочет наказать меня за мою надменную холодность в начале моего посещения, что она сердится на меня и только с досады кокетничает с князем...

I, positively, in the midst of my different sufferings, imagined all of a sudden that Liza wanted to punish me for my haughty coldness at the beginning of my visit, that she was angry with me and only flirting with the prince from pique....

Я улучил время и, с смиренной, но ласковой улыбкой подойдя к ней, пробормотал: «Довольно, простите меня...

I seized my opportunity and with a meek but gracious smile, I went up to her, and muttered — 'Enough, forgive me, not that I'm afraid....'

впрочем, я это не оттого, чтобы я боялся», – и вдруг, не дожидаясь её ответа, придал лицу своему необыкновенно живое и развязное выражение, криво усмехнулся, протянул руку над головой в направлении потолка (я, помнится, желал поправить шейный платок) и даже собирался повернуться на одной ножке, как бы желая сказать: «Все кончено, я в духе, будемте все в духе», однако не повернулся, боясь упасть по причине какой-то неестественной окоченелости в коленях...

and suddenly, without awaiting her reply, I gave my features an extraordinarily cheerful and free-and-easy expression, with a set grin, passed my hand above my head in the direction of the ceiling (I wanted, I remember, to set my cravat straight), and was even on the point of pirouetting round on one foot, as though to say, 'All is over, I am happy, let's all be happy,'--I did not, however, execute this manoeuvre, as I was afraid of losing my balance, owing to an unnatural stiffness in my knees....

Лиза решительно не поняла меня, с удивлением посмотрела мне в лицо, торопливо улыбнулась, как бы желая поскорее отделаться, и снова подошла к князю.

Liza failed absolutely to understand me; she looked in my face with amazement, gave a hasty smile, as though she wanted to get rid of me as quickly as possible, and again approached the prince.

Как я ни был слеп и глух, но не мог внутренно не сознаться, что она вовсе не сердилась и не досадовала на меня в эту минуту:

Blind and deaf as I was, I could not but be inwardly aware that she was not in the least angry, and was not annoyed with me at that instant:

она просто и не думала обо мне.

she simply never gave me a thought.

Удар был решительный:

The blow was a final one.

последние мои надежды с треском рухнули, как ледяная глыба, прохваченная весенним солнцем, внезапно рассыпается на мелкие куски.

My last hopes were shattered with a crash, just as a block of ice, thawed by the sunshine of spring, suddenly falls into tiny morsels.

Я был разбит наголову с первого же натиска и, как пруссаки под Иеной, в один день, разом все потерял.

I was utterly defeated at the first skirmish, and, like the Prussians at Jena, lost everything at once in one day.

Нет, она не сердилась на меня!..

No, she was not angry with me!...

Увы, напротив!

Alas, it was quite the contrary!

Её самое – я это видел – подмывало, как волной.

She too — I saw that — was being swept off her feet by the torrent.

Словно молодое деревцо, уже до половины отставшее от берега, она с жадностью наклонялась над потоком, готовая отдать ему навсегда и первый расцвет своей весны, и всю жизнь свою.

Like a young tree, already half torn from the bank, she bent eagerly over the stream, ready to abandon to it for ever the first blossom of her spring and her whole life.

Кому довелось быть свидетелем подобного увлечения, тот пережил горькие минуты, если он сам любил и не был любимым.

A man whose fate it has been to be the witness of such a passion, has lived through bitter moments if he has loved himself and not been loved.

Я вечно буду помнить это пожирающее внимание, эту нежную весёлость, это невинное самозабвение, этот взгляд, ещё детский и уже женский, эту счастливую, словно расцветающую улыбку, не покидавшую полураскрытых губ и зардевшихся щек...

I shall for ever remember that devouring attention, that tender gaiety, that innocent self-oblivion, that glance, still a child's and already a woman's, that happy, as it were flowering smile that never left the half-parted lips and glowing cheeks....

Все, что Лиза смутно предчувствовала во время нашей прогулки в роще, сбылось теперь, – и она, отдаваясь вся любви, в то же время вся утихала и светлела, как молодое вино, которое перестаёт бродить, потому что его время настало...

All that Liza had vaguely foreshadowed during our walk in the wood had come to pass now — and she, as she gave herself up utterly to love, was at once stiller and brighter, like new wine, which ceases to ferment because its full maturity has come....

Я имел терпение высидеть этот первый вечер и последующие вечера...

I had the fortitude to sit through that first evening and the subsequent evenings....

все до конца!

all to the end!

Я ни на что не мог надеяться.

I could have no hope of anything.

Лиза и князь с каждым днём более и более привязывались друг к другу...

Liza and the prince became every day more devoted to each other....

Но я решительно потерял чувство собственного достоинства и не мог оторваться от зрелища своего несчастия.

But I had absolutely lost all sense of personal dignity, and could not tear myself away from the spectacle of my own misery.

Помнится, однажды я попытался было не пойти, с утра дал себе честное слово остаться дома... и в восемь часов вечера (я обыкновенно выходил в семь), как сумасшедший, вскочил, надел шапку и, задыхаясь, прибежал в гостиную Кирилла Матвеича.

I remember one day I tried not to go, swore to myself in the morning that I would stay at home, and at eight o'clock in the evening (I usually set off at seven) leaped up like a madman, put on my hat, and ran breathless into Kirilla Matveitch's drawing-room.

Положение моё было необыкновенно нелепо:

My position was excessively absurd.

я упорно молчал, иногда по целым дням не произносил звука.

I was obstinately silent; sometimes for whole days together I did not utter a sound.

Я, как уже сказано, никогда не отличался красноречием; но теперь все, что было во мне ума, словно улетучивалось в присутствии князя, и я оставался гол как сокол.

I was, as I have said already, never distinguished for eloquence; but now everything I had in my mind took flight, as it were, in the presence of the prince, and I was left bare and bereft.

Притом я наедине до того заставлял работать мой несчастный мозг, медленно передумывая все замеченное или подмеченное мною в течение вчерашнего дня, что, когда я возвращался к Ожогиным, у меня едва доставало силы опять наблюдать.

Besides, when I was alone, I set my wretched brain working so hard, slowly going over everything I had noticed or surmised during the preceding day, that when I went back to the Ozhogins' I scarcely had energy left to observe again.

Меня щадили как больного: я это видел.

They treated me considerately, as a sick person; I saw that.

Я каждое утро принимал новое, окончательное решение, большею частью мучительно высиженное в течение бессонной ночи:

Every morning I adopted some new, final resolution, for the most part painfully hatched in the course of a sleepless night.

я то собирался объясниться с Лизой, дать ей дружеский совет...

At one time I made up my mind to have it out with Liza, to give her friendly advice....

но когда мне случалось быть с ней наедине, язык мой вдруг переставал действовать, словно застывал, и мы оба с тоской ожидали прибытия третьего лица; то хотел бежать, разумеется навсегда, оставив моему предмету письмо, исполненное упрёков, и уже однажды начал было это письмо, но чувство справедливости во мне ещё не совсем исчезло:

but when I chanced to be alone with her, my tongue suddenly ceased to work, froze as it were, and we both, in great discomfort, waited for the entrance of some third person. Another time I meant to run away, of course for ever, leaving my beloved a letter full of reproaches, and I even one day began this letter; but the sense of justice had not yet quite vanished in me.

я понял, что не вправе никого ни в чем упрекать, и бросил в огонь свою цидулу; то я вдруг великодушно приносил всего себя в жертву, благословлял Лизу на счастливую любовь и из угла кротко и дружелюбно улыбался князю.

I realised that I had no right to reproach any one for anything, and I flung what I had written in the fire. Then I suddenly offered myself up wholly as a sacrifice, gave Liza my benediction, praying for her happiness, and smiled in meek and friendly fashion from my corner at the prince.

Но жестокосердые любовники не только не благодарили меня за мою жертву, даже не замечали её и, по-видимому, не нуждались ни в моих благословениях, ни в моих улыбках...

But the cruel-hearted lovers not only never thanked me for my self-sacrifice, they never even noticed me, and were, apparently, quite ready to dispense with my smiles and my blessings....

Тогда я, с досады, внезапно переходил в совершенно противоположные настроения духа.

Then, in wrath, I suddenly flew into quite the opposite mood.

Я давал себе слово, закутавшись плащом наподобие испанца, из-за угла зарезать счастливого соперника и с зверской радостью воображал себе отчаяние Лизы...

I swore to myself, wrapping my cloak about me like a Spaniard, to rush out from some dark corner and stab my lucky rival, and with brutal glee I imagined Liza's despair....

Но, во-первых, в городе О... подобных углов было очень немного, а во-вторых – бревенчатый забор, фонарь, будочник в отдалении...

But, in the first place, such corners were few in the town of O — --; and, secondly — the wooden fence, the street lamp, the policeman in the distance....

нет!

No!

у такого угла как-то приличнее торговать бубликами, чем проливать кровь человеческую.

in such corners it was somehow far more suitable to sell buns and oranges than to shed human blood.

Я должен признаться, что между прочими средствами к избавлению, как я весьма неопределенно выражался, беседуя с самим собою, я вздумал было обратиться к самому Ожогину...

I must own that, among other means of deliverance, as I very vaguely expressed it in my colloquies with myself, I did entertain the idea of having recourse to Ozhogin himself....

направить внимание этого дворянина на опасное положение его дочери, на печальные последствия её легкомыслия...

of calling the attention of that nobleman to the perilous situation of his daughter, and the mournful consequences of her indiscretion....

Я даже однажды заговорил с ним об этом щекотливом предмете, но так хитро и туманно повёл речь, что он слушал, слушал меня – и вдруг, словно спросонья, сильно и быстро потёр ладонью по всему лицу, не щадя носа, фыркнул и отошёл от меня в сторону.

I even once began speaking to him on a certain delicate subject; but my remarks were so indirect and misty, that after listening and listening to me, he suddenly, as it were, waking up, rubbed his hand rapidly and vigorously all over his face, not sparing his nose, gave a snort, and walked away from me.

Нечего и говорить, что я, приняв это решение, уверял себя, что действую из самых бескорыстных видов, желаю общего блага, исполняю долг друга дома...

It is needless to say that in resolving on this step I persuaded myself that I was acting from the most disinterested motives, was desirous of the general welfare, and was doing my duty as a friend of the house....

Но смею думать, что если б даже Кирилла Матвеич не пресёк моих излияний, у меня все-таки недостало бы храбрости докончить свой монолог.

But I venture to think that even had Kirilla Matveitch not cut short my outpourings, I should in any case not have had courage to finish my monologue.

Я иногда принимался с важностью древнего мудреца взвешивать достоинства князя; иногда утешал себя надеждою, что это только так, что Лиза опомнится, что её любовь – ненастоящая любовь...

At times I set to work with all the solemnity of some sage of antiquity, weighing the qualities of the prince; at times I comforted myself with the hope that it was all of no consequence, that Liza would recover her senses, that her love was not real love....

о нет!

oh, no!

Словом, я не знаю мысли, над которой не повозился бы я тогда.

In short, I know no idea that I did not worry myself with at that time.

Одно только средство, признаюсь откровенно, никогда мне не приходило в голову, а именно:

There was only one resource which never, I candidly admit, entered my head:

я ни разу не подумал лишить себя жизни.

I never once thought of taking my life.

Отчего это мне не пришло в голову, не знаю...

Why it did not occur to me I don't know....

Может быть, я уже тогда предчувствовал, что мне и без того жить недолго.

Possibly, even then, I had a presentiment I should not have long to live in any case.

Понятно, что при таких невыгодных данных поведение моё, обхождение с людьми более чем когда-нибудь отличалось неестественностию и напряжением.

It will be readily understood that in such unfavourable circumstances my manner, my behaviour with people, was more than ever marked by unnaturalness and constraint.

Даже старуха Ожогина – это тупорожденное существо – начинала дичиться меня и, бывало, не знала, с какой стороны ко мне подойти.

Even Madame Ozhogin — that creature dull-witted from her birth up — began to shun me, and at times did not know in what way to approach me.

Бизьмёнков, всегда вежливый и готовый к услугам, избегал меня.

Bizmyonkov, always polite and ready to do services, avoided me.

Мне уже тогда казалось, что я в нем имел собрата, что и он любил Лизу.

I fancied even at that time that I had in him a companion in misfortune — that he too loved Liza.

Но он никогда не отвечал на мои намёки и вообще неохотно со мной разговаривал.

But he never responded to my hints, and altogether showed a reluctance to converse with me.

Князь обращался с ним весьма дружелюбно; князь, можно сказать, уважал его.

The prince behaved in a very friendly way to him; the prince, one might say, respected him.

Ни Бизьмёнков, ни я – мы не мешали князю и Лизе; но он не чуждался их, как я, не глядел ни волком, ни жертвой – и охотно присоединялся к ним, когда они этого желали.

Neither Bizmyonkov nor I was any obstacle to the prince and Liza; but he did not shun them as I did, nor look savage nor injured — and readily joined them when they desired it.

Правда, он в этих случаях не отличался особенно шутливостью; но в его весёлости и прежде было что-то тихое.

It is true that on such occasions he was not conspicuous for any special mirthfulness; but his good-humour had always been somewhat subdued in character.

Таким образом прошло около двух недель.

In this fashion about a fortnight passed by.

Князь не только был собой хорош и умен:

The prince was not only handsome and clever:

он играл на фортепьяно, пел, довольно порядочно рисовал, умел рассказывать.

he played the piano, sang, sketched fairly well, and was a good hand at telling stories.

Его анекдоты, почерпнутые из высших кругов столичной жизни, всегда производили сильное впечатление на слушателей, тем более сильное, что он как будто не придавал им особенного значения...

His anecdotes, drawn from the highest circles of Petersburg society, always made a great impression on his audience, all the more so from the fact that he seemed to attach no importance to them....

Следствием этой, если хотите, простой уловки князя было то, что он в течение своего непродолжительного пребывания в городе О... решительно очаровал все тамошнее общество.

The consequence of this, if you like, simple accomplishment of the prince's was that in the course of his not very protracted stay in the town of O — -- he completely fascinated all the neighbourhood.

Очаровать нашего брата-степняка всегда очень легко человеку из высшего круга.

To fascinate us poor dwellers in the steppes is at all times a very easy task for any one coming from higher spheres.

Частые посещения князя у Ожогиных (он проводил у них все вечера), конечно, возбуждали зависть других господ дворян и чиновников; но князь, как человек светский и умный, не обошёл ни одного из них, побывал у всех, всем барыням и барышням сказал хотя по одному ласковому слову, позволял кормить себя вычурно тяжёлыми кушаньями и поить дрянными винами с великолепными названиями – словом, вёл себя отлично, осторожно и ловко.

The prince's frequent visits to the Ozhogins (he used to spend his evenings there) of course aroused the jealousy of the other worthy gentry and officials of the town. But the prince, like a clever person and a man of the world, never neglected a single one of them; he called on all of them; to every married lady and every unmarried miss he addressed at least one flattering phrase, allowed them to feed him on elaborately solid edibles, and to make him drink wretched wines with magnificent names; and conducted himself, in short, like a model of caution and tact.

Князь Н* вообще был человек весёлого нрава, общежительный, любезный по наклонности, да тут ещё, кстати, по расчёту: как же ему было не успеть совершенно и во всем?

Prince N — -- was in general a man of lively manners, sociable and genial by inclination, and in this case incidentally from prudential motives also; he could not fail to be a complete success in everything.

Со времени его приезда все в доме находили, что время летело с быстротой необыкновенной, все шло прекрасно; старик Ожогин хотя и притворялся, что ничего не замечает, но, вероятно, тайком потирал себе руки при мысли иметь такого зятя; сам князь вёл все дело очень тихо и пристойно, как вдруг одно неожиданное происшествие...

Ever since his arrival, all in the house had felt that the time had flown by with unusual rapidity; everything had gone off beautifully. Papa Ozhogin, though he pretended that he noticed nothing, was doubtless rubbing his hands in private at the idea of such a son-in-law. The prince, for his part, managed matters with the utmost sobriety and discretion, when, all of a sudden, an unexpected incident....

До завтра.

Till to-morrow.

Сегодня я устал.

To-day I'm tired.

Эти воспоминания раздражают меня даже на краю гроба.

These recollections irritate me even at the edge of the grave.

Терентьевна сегодня нашла, что мой носик уже завострился; а это, говорят, плохой знак.

Terentyevna noticed to-day that my nose has already begun to grow sharp; and that, they say, is a bad sign.

27 марта.

March 27. Thaw continuing.

Оттепель продолжается

Things were in the position described above:

Дела находились в вышеизложенном положении; князь и Лиза любили друг друга, старики Ожогины ждали, что-то будет; Бизьмёнков тут же присутствовал – о нем нечего было сказать другого; я бился как рыба о лёд и наблюдал что было мочи, – помнится, я в то время поставил себе задачей по крайней мере не дать Лизе погибнуть в сетях обольстителя и вследствие этого начал обращать особенное внимание на горничных и на роковое «заднее» крыльцо, хотя я, с другой стороны, иногда по целым ночам мечтал о том, с каким трогательным великодушием я со временем протяну руку обманутой жертве и скажу ей:

the prince and Liza were in love with each other; the old Ozhogins were waiting to see what would come of it; Bizmyonkov was present at the proceedings — there was nothing else to be said of him. I was struggling like a fish on the ice, and watching with all my might,--I remember that at that time I set myself the task of preventing Liza at least from falling into the snares of a seducer, and consequently began paying particular attention to the maidservants and the fateful 'back stairs'--though, on the other hand, I often spent whole nights in dreaming with what touching magnanimity I would one day hold out a hand to the betrayed victim and say to her, 'The traitor has deceived thee; but I am thy true friend....

«Коварный изменил тебе; но я твой верный друг... Забудем прошедшее и будем счастливы!» –

let us forget the past and be happy!'--

как вдруг по всему городу распространилась радостная весть:

!'--when sudden and glad tidings overspread the whole town.

уездный предводитель намерен был дать большой бал, в честь почётного посетителя, в собственном своём имении Горностаевке, Губнякове тож.

The marshal of the district proposed to give a great ball in honour of their respected guest, on his private estate Gornostaevka.

Все чины и власти города О... получили приглашение, начиная с городничего и кончая аптекарем, необыкновенно чирым немцем с жестокими притязаниями на уменье говорить чисто по-русски, вследствие чего он беспрестанно и вовсе некстати употреблял сильные выражения, как, например: «Я, черт меня завзем побери, сиводнэ маладец завзем...»

All the official world, big and little, of the town of O — -- received invitations, from the mayor down to the apothecary, an excessively emaciated German, with ferocious pretensions to a good Russian accent, which led him into continually and quite inappropriately employing racy colloquialisms....

Поднялись, как водится, страшные приготовления.

Tremendous preparations were, of course, put in hand.

Один косметик-лавочник продал шестнадцать темно-синих банок помады с надписью «а la jesminЪ»💬, с ером на конце.

One purveyor of cosmetics sold sixteen dark-blue jars of pomatum, which bore the inscription à la jesmin..

Барышни сооружали себе тугие платья с мучительным перехватом и мысом на желудке; матушки воздвигали на своих собственных головах какие-то грозные украшения, под предлогом чепцов; захлопотавшиеся отцы лежали, как говорится, без задних ног...

The young ladies provided themselves with tight dresses, agonising in the waist and jutting out sharply over the stomach; the mammas put formidable erections on their heads by way of caps; the busy papas were half dead with the bustle.

Желанный день настал наконец.

The longed-for day arrived at last.

Я был в числе приглашённых.

I was among those invited.

От города до Горностаевки считалось девять верст.

From the town to Gornostaevka was reckoned between seven and eight miles.

Кирилла Матвеич предложил мне место в своей карете; но я отказался...

Kirilla Matveitch offered me a seat in his coach; but I refused....

Так наказанные дети, желая хорошенько отомстить своим родителям, за столом отказываются от любимых кушаний.

In the same way children, who have been punished, wishing to pay their parents out, refuse their favourite dainties at table.

Притом я чувствовал, что моё присутствие стеснило бы Лизу.

Besides, I felt that my presence would be felt as a constraint by Liza.

Бизьмёнков заменил меня.

Bizmyonkov took my place.

Князь поехал в своей коляске, я – на дрянных дрожках, нанятых мною за большие деньги для этого торжественного случая.

The prince drove in his own carriage, and I in a wretched little droshky, hired for an immense sum for this solemn occasion.

Я не стану описывать этот бал.

I am not going to describe that ball.

Все в нем было как водится:

Everything about it was just as it always is.

музыканты с необыкновенно фальшивыми трубами на хорах, ошеломлённые помещики с застарелыми семействами, лиловое мороженое, слизистый оршад, люди в стоптанных сапогах и вязаных бумажных перчатках, провинциальные львы с судорожно искажёнными лицами и т. д., и т. д.....

There was a band, with trumpets extraordinarily out of tune, in the gallery; there were country gentlemen, greatly flustered, with their inevitable families, mauve ices, viscous lemonade; servants in boots trodden down at heel and knitted cotton gloves; provincial lions with spasmodically contorted faces, and so on and so on.

.....И весь этот маленький мир вертелся вокруг своего солнца – вокруг князя.

And all this little world was revolving round its sun — round the prince.

Потерянный в толпе, не замеченный даже сорокавосьмилетними девицами с красными прыщами на лбу и голубыми цветами на темени, я беспрестанно глядел то на князя, то на Лизу.

Lost in the crowd, unnoticed even by the young ladies of eight-and-forty, with red pimples on their brows and blue flowers on the top of their heads, I stared incessantly, first at the prince, then at Liza.

Она была очень мило одета и очень хороша собой в тот вечер.

She was very charmingly dressed and very pretty that evening.

Они только два раза танцевали друг с другом (правда, он с ней танцевал мазурку!), но по крайней мере мне казалось, что между ними существовало какое-то тайное, непрерывное сообщение.

They only twice danced together (it is true, he danced the mazurka with her); but it seemed, to me at least, that there was a sort of secret, continuous communication between them.

Он, и не глядя на неё, не говоря с ней, все как будто обращался к ней, и к ней одной; он был хорош, и блестящ, и мил с другими – для ней одной.

Even while not looking at her, while not speaking to her, he was still, as it were, addressing her, and her alone. He was handsome and brilliant and charming with other people — for her sake only.

Она, видимо, сознавала себя царицей бала – и любимой:

She was apparently conscious that she was the queen of the ball, and that she was loved.

её лицо в одно и то же время сияло детской радостью, невинной гордостью и внезапно озарялось другим, более глубоким чувством.

Her face at once beamed with childlike delight and innocent pride, and was suddenly illuminated by another, deeper feeling.

От ней веяло счастием.

Happiness radiated from her.

Я все это замечал...

I observed all this....

Не в первый раз мне приходилось наблюдать за ними...

It was not the first time I had watched them....

Сперва это меня сильно огорчило, потом как будто тронуло, а наконец взбесило.

At first this wounded me intensely; afterwards it, as it were, touched me; but, finally, it infuriated me.

Я внезапно почувствовал себя необыкновенно злым и, помнится, необыкновенно обрадовался этому новому ощущению и даже возымел некоторое к себе уважение.

I suddenly felt extraordinarily wrathful, and, I remember, was extraordinarily delighted at this new sensation, and even conceived a certain respect for myself. '

«Покажем им, что мы ещё не погибли», – сказал я самому себе.

'We'll show them we're not crushed yet,' I said to myself.

Когда загремели первые призывные звуки мазурки, я спокойно оглянулся, холодно и развязно подошёл к одной длиннолицей барышне с красным и глянцевитым носом, неловко раскрытым, словно расстегнутым ртом и жилистой шеей, напоминавшей ручку контрабаса, – подошёл к ней и, сухо щёлкнув каблуками, пригласил её.

When the first inviting notes of the mazurka sounded, I looked about me with composure, and with a cool and easy air approached a long-faced young lady with a red and shiny nose, a mouth that stood awkwardly open, as though it had come unbuttoned, and a scraggy neck that recalled the handle of a bass-viol. I went up to her, and, with a perfunctory scrape of my heels, invited her to the dance.

На ней было розовое, словно недавно и ещё не совсем выздоровевшее платье; над головой у ней дрожала какая-то полинявшая, унылая муха на претолстой медной пружине, и вообще эта девица была, если можно так выразиться, вся насквозь наспиртована какой-то кислой скукой и застарелой неудачей.

She was wearing a dress of faded rosebud pink, not full-blown rose colour; on her head quivered a striped and dejected beetle of some sort on a thick bronze pin; and altogether this lady was, if one may so express it, soaked through and through with a sort of sour ennui and inveterate lack of success.

С самого начала вечера она не тронулась с места: никто не думал пригласить её.

From the very commencement of the evening she had not once stirred from her seat; no one had thought of asking her to dance.

Один шестнадцатилетний белокурый юноша хотел было, за неимением другой дамы, обратиться к этой девице и уже сделал шаг в направлении к ней, да подумал, поглядел и проворно спрятался в толпу.

One flaxen-headed youth of sixteen had, through lack of a partner, been on the point of addressing this lady, and had taken a step in her direction, but had thought better of it, stared at her, and hurriedly dived into the crowd.

Можете себе представить, с каким радостным изумлением она согласилась на моё предложение!

You can fancy with what joyful amazement she agreed to my proposal!

Я торжественно повёл её через всю залу, отыскал два стула и сел с ней в кругу мазурки, в десятых парах, почти напротив князя, которому, разумеется, предоставили первое место.

I led her in triumph right across the ballroom, picked out two chairs, and sat down with her in the ring of the mazurka, among ten couples, almost opposite the prince, who had, of course, been offered the first place.

Князь, как уже сказано, танцевал с Лизой.

The prince, as I have said already, was dancing with Liza.

Ни меня, ни моей дамы не беспокоили приглашениями; стало быть, времени для разговора у нас было достаточно.

Neither I nor my partner was disturbed by invitations; consequently, we had plenty of time for conversation.

Правду сказать, моя дама не отличалась способностью произносить слова в связной речи: она употребляла свой рот более для исполнения какой-то странной и дотоле мною невиданной улыбки вниз; причём глаза она поднимала вверх, словно невидимая сила растягивала ей лицо; но я и не нуждался в её красноречии.

To tell the truth, my partner was not conspicuous for her capacity for the utterance of words in consecutive speech; she used her mouth principally for the achievement of a strange downward smile such as I had never till then beheld; while she raised her eyes upward, as though some unseen force were pulling her face in two.

Благо, я чувствовал себя злым и моя дама не внушала мне робости.

But I did not feel her lack of eloquence. Happily I felt full of wrath, and my partner did not make me shy.

Я пустился критиковать все и всех на свете, особенно напирая на столичных молодчиков и петербургских мирлифлеров, и до того наконец расходился, что моя дама понемногу перестала улыбаться и, вместо того чтоб поднимать глаза кверху, начала вдруг – от изумления, должно быть, – коситься, и притом так странно, словно она в первый раз заметила, что у ней есть нос на лице; а мой сосед, один из тех львов, о которых говорено было выше, не раз окинул меня взором, даже оборотился ко мне с выражением актёра на сцене, просыпающегося в незнакомой стороне, как бы желая сказать:

I fell to finding fault with everything and every one in the world, with especial emphasis on town-bred youngsters and Petersburg dandies; and went to such lengths at last, that my partner gradually ceased smiling, and instead of turning her eyes upward, began suddenly — from astonishment, I suppose — to squint, and that so strangely, as though she had for the first time observed the fact that she had a nose on her face. And one of the lions, referred to above, who was sitting next me, did not once take his eyes off me; he positively turned to me with the expression of an actor on the stage, who has waked up in an unfamiliar place, as though he would say, 'Is it really you!'

«И ты туда же?» Впрочем, распевая, как говорится, соловьём, я все продолжал наблюдать за князем и Лизой.

While I poured forth this tirade, I still, however, kept watch on the prince and Liza.

Их беспрестанно приглашали; но я менее страдал, когда они оба танцевали, и даже тогда, когда они сидели рядом и, разговаривая друг с другом, улыбались той кроткой улыбкой, которая не хочет сойти с лица счастливых любовников, – даже тогда я не столько томился; но когда Лиза порхала по зале с каким-нибудь ухарским фертом, а князь, с её голубым газовым шарфом на коленях, словно любуясь своей победой, задумчиво следил за ней глазами, – тогда, о, тогда я испытывал невыносимые мучения и с досады отпускал такие злостные замечания, что зрачки моей дамы с обеих сторон совершенно упирались в нос!

They were continually invited; but I suffered less when they were both dancing; and even when they were sitting side by side, and smiling as they talked to each other that sweet smile which hardly leaves the faces of happy lovers, even then I was not in such torture; but when Liza flitted across the room with some desperate dandy of an hussar, while the prince with her blue gauze scarf on his knees followed her dreamily with his eyes, as though delighting in his conquest;--then, oh! then, I went through intolerable agonies, and in my anger gave vent to such spiteful observations, that the pupils of my partner's eyes simply fastened on her nose!

Между тем мазурка склонялась к концу...

Meanwhile the mazurka was drawing to a close.

Начали делать фигуру, называемую la confidente 💬.

They were beginning the figure called la confidente..

В этой фигуре дама садится на середине круга, выбирает другую даму в доверенные и шепчет ей на ухо имя господина, с которым она желает танцевать; кавалер подводит ей поодиночке танцоров, а доверенная дама им отказывает, пока наконец появится заранее назначенный счастливчик.

In this figure the lady sits in the middle of a circle, chooses another lady as her confidant, and whispers in her ear the name of the gentleman with whom she wishes to dance. Her partner conducts one after another of the dancers to her; but the lady, who is in the secret, refuses them, till at last the happy man fixed on beforehand arrives.

Лиза села в середину круга и выбрала хозяйскую дочь, девицу из числа тех, о которых говорят, что они «бог с ними».

Liza sat in the middle of the circle and chose the daughter of the host, one of those young ladies of whom one says, 'God help them!'...

Князь пустился отыскивать избранника.

The prince proceeded to discover her choice.

Напрасно представив около десяти молодых людей (хозяйская дочь отказала им всем с приятнейшей улыбкой), он наконец обратился ко мне.

After presenting about a dozen young men to her in vain (the daughter of the house refused them all with the most amiable of smiles), he at last turned to me.

Нечто необыкновенное произошло во мне в это мгновение: я словно мигнул всем телом и хотел было отказаться, однако встал и пошёл.

Something extraordinary took place within me at that instant; I, as it were, twitched all over, and would have refused, but got up and went along.

Князь подвёл меня к Лизе...

The prince conducted me to Liza....

Она даже не посмотрела на меня; хозяйская дочь отрицательно покачала головой, князь обернулся ко мне и, вероятно, возбужденный гусиным выражением моего лица, глубоко мне поклонился.

She did not even look at me; the daughter of the house shook her head in refusal, the prince turned to me, and, probably incited by the goose-like expression of my face, made me a deep bow.

Этот насмешливый поклон, этот отказ, переданный мне торжествующим соперником, его небрежная улыбка, равнодушное невнимание Лизы – все это меня взорвало...

This sarcastic bow, this refusal, transmitted to me through my triumphant rival, his careless smile, Liza's indifferent inattention, all this lashed me to frenzy....

Я пододвинулся к князю и с бешенством прошептал: «Вы, кажется, изволите смеяться надо мной?»

I moved up to the prince and whispered furiously, 'You think fit to laugh at me, it seems?'

Князь поглядел на меня с презрительным удивлением, снова взял меня за руку и, показывая вид, что провожает меня до моего места, холодно ответил мне: «Я?»

The prince looked at me with contemptuous surprise, took my arm again, and making a show of re-conducting me to my seat, answered coldly, 'I?'

– Да, вы! –

'Yes, you!'

продолжал я шёпотом, повинуясь, однако, ему, то есть идя за ним к своему месту, – вы; но я не намерен позволять какому-нибудь пустому петербургскому выскочке...

I went on in a whisper, obeying, however — that is to say, following him to my place; 'you; but I do not intend to permit any empty-headed Petersburg up-start — --'

Князь усмехнулся спокойно, почти снисходительно, стиснул мне руку, прошептал: «Я вас понимаю; но здесь не место: мы поговорим», – отвернулся от меня, подошёл к Бизьмёнкову и подвёл его к Лизе.

The prince smiled tranquilly, almost condescendingly, pressed my arm, whispered, 'I understand you; but this is not the place; we will have a word later,' turned away from me, went up to Bizmyonkov, and led him up to Liza.

Бледненький чиновничек оказался избранником.

The pale little official turned out to be the chosen partner.

Лиза встала ему навстречу.

Liza got up to meet him.

Садясь возле своей дамы с унылой мухой на голове, я чувствовал себя почти героем.

Sitting beside my partner with the dejected beetle on her head, I felt almost a hero.

Сердце во мне билось сильно, грудь благородно поднималась под накрахмаленной манишкой, я дышал глубоко и скоро – и вдруг так великолепно посмотрел на соседнего льва, что тот невольно дрыгнул обращенной ко мне ножкой.

My heart beat violently, my breast heaved gallantly under my starched shirt front, I drew deep and hurried breaths, and suddenly gave the local lion near me such a magnificent glare that there was an involuntary quiver of his foot in my direction.

Отделав этого человека, я обвёл глазами весь круг танцующих...

Having disposed of this person, I scanned the whole circle of dancers....

Мне показалось, что два-три господина не без недоумения глядели на меня; но вообще наш разговор с князем не был замечен...

I fancied two or three gentlemen were staring at me with some perplexity; but, in general, my conversation with the prince had passed unnoticed....

Соперник мой уже сидел на своём стуле, совершенно спокойный и с прежней улыбкой на лице.

My rival was already back in his chair, perfectly composed, and with the same smile on his face.

Бизьмёнков довёл Лизу до её места.

Bizmyonkov led Liza back to her place.

Она дружелюбно ему поклонилась и тотчас обратилась к князю, как мне показалось, с некоторой тревогой; но он засмеялся ей в ответ, грациозно махнул рукой и, должно быть, сказал ей что-то очень приятное, потому что она вся зарделась от удовольствия, опустила глаза и потом с ласковым упрёком устремила их опять на него.

She gave him a friendly bow, and at once turned to the prince, as I fancied, with some alarm. But he laughed in response, with a graceful wave of his hand, and must have said something very agreeable to her, for she flushed with delight, dropped her eyes, and then bent them with affectionate reproach upon him.

Геройское расположение, внезапно развившееся во мне, не исчезло до конца мазурки; но я более уже не острил и не «критиканствовал», а только изредка мрачно и строго взглядывал на свою даму, которая, видимо, начинала бояться меня и уже совершенно заикалась и беспрерывно моргала, когда я её отвёл под природное укрепление её матери, очень толстой женщины с рыжим током на голове...

The heroic frame of mind, which had suddenly developed in me, had not disappeared by the end of the mazurka; but I did not indulge in any more epigrams or 'quizzing.' I contented myself with glancing occasionally with gloomy severity at my partner, who was obviously beginning to be afraid of me, and was utterly tongue-tied and continuously blinking by the time I placed her under the protection of her mother, a very fat woman with a red cap on her head.

Вручив запуганную девицу по принадлежности, я отошёл к окну, скрестил руки и начал ждать, что-то будет.

Having consigned the scared maiden lady to her natural belongings, I turned away to a window, folded my arms, and began to await what would happen.

Я ждал довольно долго.

I had rather long to wait.

Князь все время был окружен хозяином, именно окружен, как Англия окружена морем, не говоря уже о прочих членах семейства уездного предводителя и остальных гостях; да и притом он не мог, не возбудив всеобщего изумления, подойти к такому незначительному человеку, как я, заговорить с ним.

The prince was the whole time surrounded by his host — surrounded, simply, as England is surrounded by the sea,--to say nothing of the other members of the marshal's family and the rest of the guests. And besides, he could hardly go up to such an insignificant person as me and begin to talk without arousing a general feeling of surprise.

Эта моя незначительность, помнится, даже радовала меня тогда. «Шалишь! –

This insignificance, I remember, was positively a joy to me at the time. '

думал я, глядя, как он вежливо обращался то к одному, то к другому почётному лицу, добивавшемуся чести быть им замеченным хотя на „миг“, как говорят поэты, – шалишь, голубчик...

'All right,' I thought, as I watched him courteously addressing first one and then another highly respected personage, honoured by his notice, if only for an 'instant's flash,' as the poets say;--'all right, my dear....

подойдёшь ко мне ужо – ведь я тебя оскорбил».

you'll come to me soon — I've insulted you, anyway.'

Наконец князь, как-то ловко отделавшись от толпы своих обожателей, прошёл мимо меня, взглянул – не то на окно, не то на мои волосы, отвернулся было и вдруг остановился, словно что-то вспомнил.

At last the prince, adroitly escaping from the throng of his adorers, passed close by me, looked somewhere between the window and my hair, was turning away, and suddenly stood still, as though he had recollected something. '

– Ах да! –

'Ah, yes!'

сказал он, обращаясь ко мне с улыбкой, – кстати, у меня есть до вас дельце.

he said, turning to me with a smile, 'by the way, I have a little matter to talk to you about.'

Два помещика, из самых неотвязчивых, упорно следившие за князем, вероятно, подумали, что «дельце» служебное, и почтительно отступили назад.

Two country gentlemen, of the most persistent, who were obstinately pursuing the prince, probably imagined the 'little matter' to relate to official business, and respectfully fell back.

Князь взял меня под руку и отвёл в сторону.

The prince took my arm and led me apart.

Сердце у меня стучало в груди.

My heart was thumping at my ribs.

– Вы, кажется, – начал он, растянув слово вы и глядя мне в подбородок с презрительным выражением, которое, странным образом, как нельзя лучше шло к его свежему и красивому лицу, – вы мне сказали дерзость?

'You, I believe,' he began, emphasising the word you, and looking at my chin with a contemptuous expression, which, strange to say, was supremely becoming to his fresh and handsome face, 'you said something abusive to me?'

– Я сказал, что думал, – возразил я, повысив голос.

'I said what I thought,' I replied, raising my voice.

– Тсс...

'Sh....

тише, – заметил он, – порядочные люди не кричат.

quietly,' he observed; 'decent people don't bawl.

Вам, может быть, угодно драться со мной?

You would like, perhaps, to fight me?'

– Это ваше дело, – отвечал я, выпрямившись.

'That's your affair,' I answered, drawing myself up.

– Я буду принуждён вызвать вас, – заговорил он небрежно, – если вы не откажетесь от ваших выражений...

'I shall be obliged to challenge you,' he remarked carelessly, 'if you don't withdraw your expressions....'

– Я ни от чего не намерен отказываться, – возразил я с гордостью.

'I do not intend to withdraw from anything,' I rejoined with pride.

– В самом деле? –

'Really?'

заметил он не без насмешливой улыбки. –

he observed, with an ironical smile.

В таком случае, – продолжал он, помолчав, – я буду иметь честь прислать к вам завтра своего секунданта.

'In that case,' he continued, after a brief pause, 'I shall have the honour of sending my second to you to-morrow.'

– Очень хорошо-с, – проговорил я голосом как можно более равнодушным.

'Very good, 'I said in a voice, if possible, even more indifferent.

Князь слегка поклонился.

The prince gave a slight bow.

– Я не могу запретить вам находить меня пустым человеком, – прибавил он, надменно прищурив глаза, – но князья Н* не могут быть выскочками.

'I cannot prevent you from considering me empty-headed,' he added, with a haughty droop of his eyelids; 'but the Princes N — -- cannot be upstarts.

До свидания, господин...

Good-bye till we meet, Mr....

господин Штукатурин.

Mr. Shtukaturin.'

Он быстро обернулся ко мне спиной и снова подошёл к хозяину, уже начинавшему волноваться.

He quickly turned his back on me, and again approached his host, who was already beginning to get excited.

Господин Штукатурин!..

Mr. Shtukaturin!...

Меня зовут Чулкатуриным...

My name is Tchulkaturin....

Я ничего не нашёлся сказать ему в ответ на это последнее оскорбление и только с бешенством посмотрел ему вслед.

I could think of nothing to say to him in reply to this last insult, and could only gaze after him with fury. '

«До завтра», – прошептал я, стиснув зубы, и тотчас отыскал одного мне знакомого офицера, уланского ротмистра Колобердяева, отчаянного гуляку и славного малого, рассказал ему в немногих словах мою ссору с князем и попросил его быть моим секундантом.

'Till to-morrow,' I muttered, clenching my teeth, and I at once looked for an officer of my acquaintance, a cavalry captain in the Uhlans, called Koloberdyaev, a desperate rake, and a very good fellow. To him I related, in few words, my quarrel with the prince, and asked him to be my second.

Он, разумеется, немедленно согласился, и я отправился домой.

He, of course, promptly consented, and I went home.

Я не мог заснуть всю ночь – от волнения, не от трусости.

I could not sleep all night — from excitement, not from cowardice.

Я не трус.

I am not a coward.

Я даже весьма мало думал о предстоящей мне возможности лишиться жизни, этого, как уверяют немцы, высшего блага на земле.

I positively thought very little of the possibility confronting me of losing my life — that, as the Germans assure us, highest good on earth.

Я думал об одной Лизе, о моих погибших надеждах, о том, что мне следовало сделать.

I could think only of Liza, of my ruined hopes, of what I ought to do. '

«Должен ли я постараться убить князя? –

'Ought I to try to kill the prince?'

спрашивал я самого себя и, разумеется, хотел убить его, не из мести, а из желания добра Лизе. –

I asked myself; and, of course, I wanted to kill him — not from revenge, but from a desire for Liza's good. '

Но она не перенесёт этого удара, – продолжал я. –

'But she will not survive such a blow,' I went on. '

Нет, уж пусть лучше он меня убьёт!»

'No, better let him kill me!'

Признаюсь, мне тоже приятно было думать, что я, тёмный уездный человек, принудил такую важную особу драться со мной.

I must own it was an agreeable reflection, too, that I, an obscure provincial person, had forced a man of such consequence to fight a duel with me.

Утро застало меня в этих размышленьях; а вслед за утром появился Колобердяев.

The morning light found me still absorbed in these reflections; and, not long after it, appeared Koloberdyaev.

– Ну, – спросил он меня, со стуком входя в мою спальню, – где же княжеский секундант?

'Well,' he asked me, entering my room with a clatter, 'where's the prince's second?' '

– Да помилуйте, – отвечал я с досадой, – теперь всего семь часов утра; князь ещё, чай, спит теперь.

'Upon my word,' I answered with annoyance, 'it's seven o'clock at the most; the prince is still asleep, I should imagine.' '

– В таком случае, – возразил неугомонный ротмистр, – прикажите мне дать чаю.

'In that case,' replied the cavalry officer, in nowise daunted, 'order some tea for me.

У меня со вчерашнего вечера голова болит...

My head aches from yesterday evening....

Я и не раздевался.

I've not taken my clothes off all night.

Впрочем, – прибавил он, зевнув, – я вообще редко раздеваюсь.

Though, indeed,' he added with a yawn, 'I don't as a rule often take my clothes off.'

Ему дали чаю.

Some tea was given him.

Он выпил шесть стаканов с ромом, выкурил четыре трубки, рассказал мне, что он накануне за бесценок купил лошадь, от которой кучера отказались, и что намерен её выездить, подвязав ей переднюю ногу, – и заснул, не раздеваясь, на диване, с трубкой во рту.

He drank off six glasses of tea and rum, smoked four pipes, told me he had on the previous day bought, for next to nothing, a horse the coachman refused to drive, and that he was meaning to drive her out with one of her fore legs tied up, and fell asleep, without undressing, on the sofa, with a pipe in his mouth.

Я встал и привёл в порядок свои бумаги.

I got up and put my papers to rights.

Одну пригласительную записку Лизы, единственную записку, полученную мною от неё, я положил было себе на грудь, но подумал и бросил её в ящик.

One note of invitation from Liza, the one note I had received from her, I was on the point of putting in my bosom, but on second thoughts I flung it in a drawer.

Колобердяев слабо похрапывал, свесив голову с кожаной подушки...

Koloberdyaev was snoring feebly, with his head hanging from the leather pillow....

Я, помнится, долго рассматривал его взъерошенное, удалое, беззаботное и доброе лицо.

For a long while, I remember, I scrutinised his unkempt, daring, careless, and good-natured face.

В десять часов мой слуга доложил о приезде Бизьмёнкова.

At ten o'clock the man announced the arrival of Bizmyonkov.

Князь его выбрал в секунданты!

The prince had chosen him as second.

Мы вдвоём разбудили разоспавшегося ротмистра.

We both together roused the soundly sleeping cavalry officer.

Он приподнялся, поглядел на нас осоловелыми глазами, хриплым голосом попросил водки, оправился и, раскланявшись с Бизьмёнковым, вышел с ним в другую комнату для совещания.

He sat up, stared at us with dim eyes, in a hoarse voice demanded vodka. He recovered himself, and exchanging greetings with Bizmyonkov, he went with him into the next room to arrange matters.

Совещание господ секундантов продолжалось недолго.

The consultation of the worthy seconds did not last long.

Четверть часа спустя они оба вошли ко мне в спальню; Колобердяев объявил мне, что «мы будем драться сегодня же, в три часа, на пистолетах».

A quarter of an hour later, they both came into my bedroom. Koloberdyaev announced to me that 'we're going to fight to-day at three o'clock with pistols.'

Я молча наклонил голову в знак согласия.

In silence I bent my head, in token of my agreement.

Бизьмёнков тотчас же простился с нами и уехал.

Bizmyonkov at once took leave of us, and departed.

Он был несколько бледен и внутренно взволнован, как человек, не привыкший к подобного рода проделкам, но, впрочем, очень вежлив и холоден.

He was rather pale and inwardly agitated, like a man unused to such jobs, but he was, nevertheless, very polite and chilly.

Мне было как будто совестно перед ним, и я не смел взглянуть ему в глаза.

I felt, as it were, conscience-stricken in his presence, and did not dare look him in the face.

Колобердяев начал опять рассказывать о своей лошади.

Koloberdyaev began telling me about his horse.

Этот разговор был мне очень по нутру.

This conversation was very welcome to me.

Я боялся, как бы он не упомянул о Лизе.

I was afraid he would mention Liza.

Но мой добрый ротмистр не был сплетником, да и, сверх того, презирал всех женщин, называя их, бог знает почему, салатом.

But the good-natured cavalry officer was not a gossip, and, moreover, he despised all women, calling them, God knows why, green stuff.

В два часа мы закусили, а в три уже находились на месте действия – в той самой березовой роще, где я некогда гулял с Лизой, в двух шагах от того обрыва.

At two o'clock we had lunch, and at three we were at the place fixed upon — the very birch copse in which I had once walked with Liza, a couple of yards from the precipice.

Мы приехали первые. Но князь с Бизьмёнковым недолго заставили ждать себя.

We arrived first; but the prince and Bizmyonkov did not keep us long waiting.

Князь был, без преувеличения, свеж, как розан: карие глаза его чрезвычайно приветно глядели из-под козырька его фуражки.

The prince was, without exaggeration, as fresh as a rose; his brown eyes looked out with excessive cordiality from under the peak of his cap.

Он курил соломенную сигарку и, увидев Колобердяева, ласково пожал ему руку.

He was smoking a cigar, and on seeing Koloberdyaev shook his hand in a friendly way.

Даже мне он очень мило поклонился.

Even to me he bowed very genially.

Я, напротив, сам чувствовал себя бледным, и руки мои, к страшной моей досаде, слегка дрожали...

I was conscious, on the contrary, of being pale, and my hands, to my terrible vexation, were slightly trembling....

горло сохло...

my throat was parched....

Я никогда ещё до сих пор не дрался на дуэли.

I had never fought a duel before. '

«О боже! –

'O God!'

думал я, – лишь бы этот насмешливый господин не принял моего волнения за робость!»

I thought; 'if only that ironical gentleman doesn't take my agitation for timidity!'

Я внутренно посылал свои нервы ко всем чертям; но взглянув наконец прямо в лицо князю и уловив на губах его почти незаметную усмешку, вдруг опять разозлился и тотчас успокоился.

I was inwardly cursing my nerves; but glancing, at last, straight in the prince's face, and catching on his lips an almost imperceptible smile, I suddenly felt furious again, and was at once at my ease.

Между тем секунданты наши устроили барьер, отмерили шаги, зарядили пистолеты.

Meanwhile, our seconds were fixing the barrier, measuring out the paces, loading the pistols.

Колобердяев больше действовал; Бизьмёнков больше наблюдал за ним.

Koloberdyaev did most; Bizmyonkov rather watched him.

День был великолепный – не хуже дня незабвенной прогулки.

It was a magnificent day — as fine as the day of that ever-memorable walk.

Густая синева неба по-прежнему сквозила сквозь раззолочённую зелень листьев.

The thick blue of the sky peeped, as then, through the golden green of the leaves.

Их лепет, казалось, дразнил меня.

Their lisping seemed to mock me.

Князь продолжал курить свою сигарку, прислонясь плечом к стволу молодой липы...

The prince went on smoking his cigar, leaning with his shoulder against the trunk of a young lime-tree....

– Извольте стать, господа: готово, – произнёс наконец Колобердяев, вручая нам пистолеты.

'Kindly take your places, gentlemen; ready,' Koloberdyaev pronounced at last, handing us pistols.

Князь отошёл несколько шагов, остановился и, повернув голову назад, через плечо спросил меня: «А вы все не отказываетесь от своих слов?»

The prince walked a few steps away, stood still, and, turning his head, asked me over his shoulder, 'You still refuse to take back your words, then?'

Я хотел отвечать ему; но голос изменил мне, и я удовольствовался презрительным движением руки.

I tried to answer him; but my voice failed me, and I had to content myself with a contemptuous wave of the hand.

Князь усмехнулся опять и стал на своё место.

The prince smiled again, and took up his position in his place.

Мы начали сходиться.

We began to approach one another.

Я поднял пистолет, прицелился было в грудь моего врага – в это мгновение он точно был моим врагом, – но вдруг поднял дуло, словно кто толкнул меня под локоть, и выстрелил.

I raised my pistol, was about to aim at my enemy's chest — but suddenly tilted it up, as though some one had given my elbow a shove, and fired.

Князь пошатнулся, поднёс левую руку к левому виску – струйка крови потекла по его щеке из-под белой замшевой перчатки. Бизьмёнков бросился к нему.

The prince tottered, and put his left hand to his left temple — a thread of blood was flowing down his cheek from under the white leather glove, Bizmyonkov rushed up to him.

– Ничего, – сказал он, снимая простреленную фуражку, – коли в голову и не упал, значит царапина.

'It's all right,' he said, taking off his cap, which the bullet had pierced; 'since it's in the head, and I've not fallen, it must be a mere scratch.'

Он спокойно достал из кармана батистовый платок и приложил его к смоченным кровью кудрям.

He calmly pulled a cambric handkerchief out of his pocket, and put it to his blood-stained curls.

Я глядел на него, словно остолбенелый, и не двигался с места.

I stared at him, as though I were turned to stone, and did not stir.

– Извольте идти к барьеру! –

'Go up to the barrier, if you please!'

строго заметил мне Колобердяев.

Koloberdyaev observed severely.

Я повиновался.

I obeyed.

– Поединок продолжается? –

'Is the duel to go on?'

прибавил он, обращаясь к Бизьмёнкову.

he added, addressing Bizmyonkov.

Бизьмёнков ничего не отвечал ему; но князь, не отнимая платка от раны и не давая себе даже удовольствия помучить меня у барьера, с улыбкой возразил:

Bizmyonkov made him no answer. But the prince, without taking the handkerchief from the wound, without even giving himself the satisfaction of tormenting me at the barrier, replied with a smile. '

«Поединок кончен» – и выстрелил на воздух.

'The duel is at an end,' and fired into the air.

Я чуть было не заплакал от досады и бешенства.

I was almost crying with rage and vexation.

Этот человек своим великодушием окончательно втоптал меня в грязь, зарезал меня.

This man by his magnanimity had utterly trampled me in the mud; he had completely crushed me.

Я хотел было противиться, хотел было потребовать, чтобы он выстрелил в меня; но он подошёл ко мне и протянул мне руку.

I was on the point of making objections, on the point of demanding that he should fire at me. But he came up to me, and held out his hand.

– Ведь все позабыто меж нами, не правда ли? –

'It's all forgotten between us, isn't it?'

промолвил он ласковым голосом.

he said in a friendly voice.

Я взглянул на его побледневшее лицо, на этот окровавленный платок и, совершенно потерявшись, пристыженный и уничтоженный, стиснул ему руку...

I looked at his blanched face, at the blood-stained handkerchief, and utterly confounded, put to shame, and annihilated, I pressed his hand.

– Господа! –

'Gentlemen!'

прибавил он, обращаясь к секундантам, – я надеюсь, что все останется в тайне?

he added, turning to the seconds, 'everything, I hope, will be kept secret?'

– Разумеется! –

'Of course!'

воскликнул Колобердяев, – но, князь, позвольте...

cried Koloberdyaev; 'but, prince, allow me....'

И он сам повязал ему голову.

And he himself bound up his head.

Князь, уходя, ещё раз поклонился мне; но Бизьмёнков даже не взглянул на меня.

The prince, as he went away, bowed to me once more. But Bizmyonkov did not even glance at me.

Убитый, – нравственно убитый, – возвратился я с Колобердяевым домой.

Shattered — morally shattered — went homewards with Koloberdyaev.

– Да что с вами? –

'Why, what's the matter with you?'

спрашивал меня ротмистр. – Успокойтесь:

the cavalry captain asked me. '

рана неопасная.

'Set your mind at rest; the wound's not serious.

Он завтра же может танцевать, коли хочет.

He'll be able to dance by to-morrow, if you like.

Или вам жаль, что вы его не убили?

Or are you sorry you didn't kill him?

В таком случае напрасно: он славный малый.

You're wrong, if you are; he's a first-rate fellow.'

– Зачем он пощадил меня? –

'What business had he to spare me!'

пробормотал я наконец.

I muttered at last.

– Вот тебе на! –

'Oh, so that's it!'

спокойно возразил ротмистр... –

the cavalry captain rejoined tranquilly... '

Ох, уж эти мне сочинители!

'Ugh, you writing fellows are too much for me!'

Я не знаю, почему ему вздумалось назвать меня сочинителем.

I don't know what put it into his head to consider me an author.

Я решительно отказываюсь от описания моих терзаний в течение вечера, последовавшего за этим несчастным поединком.

I absolutely decline to describe my torments during the evening following upon that luckless duel.

Моё самолюбие страдало неизъяснимо.

My vanity suffered indescribably.

Не совесть меня мучила: сознание моей глупости меня уничтожало.

It was not my conscience that tortured me; the consciousness of my imbecility crushed me. '

«Я, я сам нанёс себе последний, окончательный удар! –

'I have given myself the last decisive blow by my own act!'

твердил я, ходя большими шагами по комнате. –

I kept repeating, as I strode up and down my room. '

Князь, раненный мною и простивший меня...

'The prince, wounded by me, and forgiving me...

да, Лиза теперь его.

Yes, Liza is now his.

Теперь уже ничего её не может спасти, удержать на краю пропасти».

Now nothing can save her, nothing can hold her back on the edge of the abyss.'

Я очень хорошо знал, что наш поединок не мог остаться в тайне, несмотря на слова князя; во всяком случае для Лизы он не мог остаться тайной.

I knew very well that our duel could not be kept secret, in spite of the prince's words; in any case, it could not remain a secret for Liza.

«Князь не так глуп, – шептал я с бешенством, – чтобы не воспользоваться...»

'The prince is not such a fool,' I murmured in a frenzy of rage, 'as not to profit by it.'...

А между тем я ошибался:

But, meanwhile, I was mistaken.

о поединке и о настоящей его причине узнал весь город, – на другой же день, конечно; но проболтался не князь, – напротив; когда он, с повязанной головой и с наперёд сочинённым предлогом явился перед Лизой, она уже все знала...

The whole town knew of the duel and of its real cause next day, of course. But the prince had not blabbed of it; on the contrary, when, with his head bandaged and an explanation ready, he made his appearance before Liza, she had already heard everything....

Бизьмёнков ли выдал меня, другими ли путями дошло до ней это известие, не могу сказать.

Whether Bizmyonkov had betrayed me, or the news had reached her by other channels, I cannot say.

Да и, наконец, разве в небольшом городе возможно что-нибудь скрыть?

Though, indeed, can anything ever be concealed in a little town?

Можете себе представить, как Лиза его приняла, как все семейство Ожогиных его приняло!

You can fancy how Liza received him, how all the family of the Ozhogins received him!

Что же до меня касается, то я внезапно стал предметом общего негодования, омерзения, извергом, сумасбродным ревнивцем и людоедом.

As for me, I suddenly became an object of universal indignation and loathing, a monster, a jealous bloodthirsty madman.

Мои немногие знакомые от меня отказались, как от прокаженного.

My few acquaintances shunned me as if I were a leper.

Городские власти немедленно обратились к князю с предложением примерно и строго наказать меня; одни настоятельные и неотступные просьбы самого князя отвратили бедствие, грозившее моей голове.

The authorities of the town promptly addressed the prince, with a proposal to punish me in a severe and befitting manner. Nothing but the persistent and urgent entreaties of the prince himself averted the calamity that menaced me.

Этому человеку суждено было всячески меня уничтожить.

That man was fated to annihilate me in every way.

Он своим великодушием прихлопнул меня как гробовою крышей.

By his generosity he had shut, as it were, a coffin-lid down upon me.

Нечего и говорить, что дом Ожогиных тотчас же закрылся для меня.

It's needless to say that the Ozhogins' doors were at once closed against me.

Кирилла Матвеич возвратил мне даже простой карандаш, позабытый у него мною.

Kirilla Matveitch even sent me back a bit of pencil I had left in his house.

По-настоящему ему-то именно и не следовало на меня сердиться.

In reality, he, of all people, had no reason to be angry with me.

Моя, как выражались в городе, «сумасбродная» ревность определила, уяснила, так сказать, отношения князя к Лизе.

My 'insane' (that was the expression current in the town) jealousy had pointed out, defined, so to speak, the relations of the prince to Liza.

На него и сами старики Ожогины, и прочие обыватели стали глядеть почти как на жениха.

Both the old Ozhogins themselves and their fellow-citizens began to look on him almost as betrothed to her.

В сущности, это ему не совсем должно было быть приятно; но Лиза ему очень нравилась; притом он ещё тогда не достиг своих целей...

This could not, as a fact, have been quite to his liking. But he was greatly attracted by Liza; and meanwhile, he had not at that time attained his aims.

Со всею ловкостью умного и светского человека приспособился он к новому своему положению, тотчас вошёл, как говорится, в дух своей новой роли...

With all the adroitness of a clever man of the world, he took advantage of his new position, and promptly entered, as they say, into the spirit of his new part....

Но я!..

But I!...

Я на свой счёт, на счёт своей будущности, махнул тогда рукой.

For myself, for my future, I renounced all hopes, at that time.

Когда страдания доходят до того, что заставляют всю нашу внутренность трещать и кряхтеть, как перегруженную телегу, им бы следовало перестать быть смешными...

When suffering reaches the point of making our whole being creak and groan, like an overloaded cart, it ought to cease to be ridiculous....

но нет!

but no!

смех не только сопровождает слезы до конца, до истощения, до невозможности проливать их более – где! он ещё звенит и раздаётся там, где язык немеет и замирает сама жалоба...

laughter not only accompanies tears to the end, to exhaustion, to the impossibility of shedding more — it even rings and echoes, where the tongue is dumb, and complaint itself is dead....

И потому, во-первых, так как я не намерен даже самому себе казаться смешным, а во-вторых, так как я устал ужасно, то и откладываю продолжение и, если бог даст, окончание своего рассказа до следующего дня...

And so, as in the first place I don't intend to expose myself as ridiculous, even to myself, and secondly as I am fearfully tired, I will put off the continuation, and please God the conclusion, of my story till tomorrow....

29 марта.

March 29.

Лёгкий мороз; вчера была оттепель

A slight frost; yesterday it was thawing.

Вчера я не был в силах продолжать мой дневник: я, как Поприщин, большею частью лежал на постели и беседовал с Терентьевной.

Yesterday I had not the strength to go on with my diary; like Poprishtchin, I lay, for the most part, on my bed, and talked to Terentyevna.

Вот ещё женщина!

What a woman!

Шестьдесят лет тому назад она потеряла своего первого жениха от чумы, всех детей своих пережила, сама непростительно стара, пьет чай, сколько душе угодно, сыта, одета тепло; а о чем, вы думаете, она вчера целый день мне говорила?

Sixty years ago she lost her first betrothed from the plague, she has outlived all her children, she is inexcusably old, drinks tea to her heart's desire, is well fed, and warmly clothed; and what do you suppose she was talking to me about, all day yesterday?

Другой, уже вовсе ощипанной старухе я велел дать на жилет (она носит нагрудники в виде жилета) воротник ветхой ливреи, до половины съеденный молью...

I had sent another utterly destitute old woman the collar of an old livery, half moth-eaten, to put on her vest (she wears strips over the chest by way of vest)....

так вот отчего не ей?

and why wasn't it given to her? '

«А кажется, я няня ваша...

'But I'm your nurse; I should think...

О-ох, батюшка вы мой, грешно вам...

Oh.... oh, my good sir, it's too bad of you....

А уж я-то вас, кажись, на что холила!..»

after I've looked after you as I have!'....

и т. д.

and so on.

Безжалостная старуха совершенно заездила меня своими упрёками...

The merciless old woman utterly wore me out with her reproaches....

Но возвратимся к рассказу.

But to get back to my story.

Итак, я страдал, как собака, которой заднюю часть тела переехали колесом.

And so, I suffered like a dog, whose hindquarters have been run over by a wheel.

Я только тогда, только после изгнания моего из дома Ожогиных, окончательно узнал, сколько удовольствия может человек почерпнуть из созерцания своего собственного несчастия.

It was only then, only after my banishment from the Ozhogins' house, that I fully realised how much happiness a man can extract from the contemplation of his own unhappiness.

О люди!

O men!

точно, жалкий род!..

pitiful race, indeed!

Ну, однако, в сторону философические замечания...

... But, away with philosophical reflections....

Я проводил дни в совершенном одиночестве и только самыми окольными и даже низменными путями мог узнавать, что происходило в семействе Ожогиных, что делал князь:

I spent my days in complete solitude, and could only by the most roundabout and even humiliating methods find out what was passing in the Ozhogins' household, and what the prince was doing.

мой слуга познакомился с двоюродной теткой жены его кучера.

My man had made friends with the cousin of the latter's coachman's wife.

Это знакомство доставило мне некоторое облегчение, и мой слуга скоро, по моим намёкам и подарочкам, мог догадаться, о чем следовало ему разговаривать с своим барином, когда он стаскивал с него сапоги по вечерам.

This acquaintance afforded me some slight relief, and my man soon guessed, from my hints and little presents, what he was to talk about to his master when he pulled his boots off every evening.

Иногда мне случалось встретить на улице кого-нибудь из семейства Ожогиных, Бизьмёнкова, князя...

Sometimes I chanced to meet some one of the Ozhogins' family, Bizmyonkov, or the prince in the street....

С князем и Бизьмёнковым я раскланивался, но не вступал в разговор.

To the prince and to Bizmyonkov I bowed, but I did not enter into conversation with them.

Лизу я видел всего три раза:

Liza I only saw three times:

раз – с её маменькой, в модном магазине, раз – в открытой коляске, с отцом, матерью и князем, раз – в церкви.

once, with her mamma, in a fashionable shop; once, in an open carriage with her father and mother and the prince; and once, in church.

Разумеется, я не дерзал подойти к ней и глядел на неё только издали.

Of course, I was not impudent enough to approach her, and only watched her from a distance.

В магазине она была очень озабочена, но весела...

In the shop she was very much preoccupied, but cheerful....

Она заказывала себе что-то и хлопотливо примеряла ленты.

She was ordering something for herself, and busily matching ribbons.

Матушка глядела на неё, скрестив на желудке руки, приподняв нос и улыбаясь той глупой и преданной улыбкой, которая позволительна одним любящим матерям.

Her mother was gazing at her, with her hands folded on her lap, and her nose in the air, smiling with that foolish and devoted smile which is only permissible in adoring mothers.

В коляске с князем Лиза была...

In the carriage with the prince, Liza was....

Я никогда не забуду этой встречи!

I shall never forget that meeting!

Старики Ожогины сидели на задних местах коляски, князь с Лизой впереди.

The old people were sitting in the back seats of the carriage, the prince and Liza in the front.

Она была бледнее обыкновенного; на щеках её чуть виднелись две розовые полоски.

She was paler than usual; on her cheek two patches of pink could just be seen.

Она была до половины обращена к князю; опираясь на свою выпрямленную правую руку (в левой она держала зонтик) и томно склонив головку, она глядела прямо ему в лицо своими выразительными глазами.

She was half facing the prince; leaning on her straight right arm (in the left hand she was holding a sunshade), with her little head drooping languidly, she was looking straight into his face with her expressive eyes.

В это мгновение она отдавалась ему вся, безвозвратно доверялась ему.

At that instant she surrendered herself utterly to him, intrusted herself to him for ever.

Я не успел хорошенько заметить его лица – коляска слишком быстро промчалась мимо, – но мне показалось, что и он был глубоко тронут.

I had not time to get a good look at his face — the carriage galloped by too quickly,--but I fancied that he too was deeply touched.

В третий раз я её видел в церкви.

The third time I saw her in church.

Не более десяти дней прошло с того дня, когда я встретил её в коляске с князем, не более трёх недель со дня моей дуэли.

Not more than ten days had passed since the day when I met her in the carriage with the prince, not more than three weeks since the day of my duel.

Дело, по которому князь прибыл в О...,

The business upon which the prince had come to O — -- was by now completed.

уже было окончено; но он все ещё медлил своим отъездом:

But he still kept putting off his departure.

он отозвался в Петербург больным.

At Petersburg, he was reported to be ill.

В городе каждый день ожидали формального предложения с его стороны Кирилле Матвеичу.

In the town, it was expected every day that he would make a proposal in form to Kirilla Matveitch.

Я сам ждал только этого последнего удара, чтобы удалиться навсегда.

I was myself only awaiting this final blow to go away for ever.

Мне город О... опротивел.

The town of O — -- had grown hateful to me.

Я не мог сидеть дома и с утра до вечера таскался по окрестностям.

I could not stay indoors, and wandered from morning to night about the suburbs.

В один серый, ненастный день, возвращаясь с прогулки, прерванной дождём, зашёл я в церковь.

One grey, gloomy day, as I was coming back from a walk, which had been cut short by the rain, I went into a church.

Вечернее служение только что начиналось, народу было очень немного; я оглянулся и вдруг возле одного окна увидел знакомый профиль.

The evening service had only just begun, there were very few people; I looked round me, and suddenly, near a window, caught sight of a familiar profile.

Я его сперва не узнал:

For the first instant, I did not recognise it:

это бледное лицо, этот погасший взор, эти впалые щеки – неужели это та же Лиза, которую я видел две недели тому назад?

that pale face, that spiritless glance, those sunken cheeks — could it be the same Liza I had seen a fortnight before?

Завёрнутая в плащ, без шляпы на голове, освещённая сбоку холодным лучом, падавшим из широкого белого окна, она неподвижно глядела на иконостас и, казалось, силилась молиться, силилась выйти из какого-то унылого оцепенения.

Wrapped in a cloak, without a hat on, with the cold light from the broad white window falling on her from one side, she was gazing fixedly at the holy image, and seemed striving to pray, striving to awake from a sort of listless stupor.

Краснощёкий, толстый казачок, с жёлтыми патронами на груди, стоял за нею, сложа руки на спину, и с сонливым недоумением посматривал на свою барышню.

A red-cheeked, fat little page with yellow trimmings on his chest was standing behind her, and, with his hands clasped behind his back, stared in sleepy bewilderment at his mistress.

Я вздрогнул весь, хотел было подойти к ней, но остановился.

I trembled all over, was about to go up to her, but stopped short.

Мучительное предчувствие стеснило мне грудь.

I felt choked by a torturing presentiment.

До самого конца вечерни Лиза не шевельнулась.

Till the very end of the evening service, Liza did not stir.

Народ весь вышел, дьячок стал подметать церковь, она все не трогалась с места.

All the people went out, a beadle began sweeping out the church, but still she did not move from her place.

Казачок подошёл к ней, сказал ей что-то, коснулся её платья; она оглянулась, провела рукой по лицу и ушла.

The page went up to her, said something to her, touched her dress; she looked round, passed her hand over her face, and went away.

Я издали проводил её до дому и вернулся к себе.

I followed her home at a little distance, and then returned to my lodging.

«Она погибла!» –

'She is lost!'

воскликнул я, входя в свою комнату.

I cried, when I had got into my room.

Как честный человек, я до сих пор не знаю, какого рода были мои ощущения тогда; я, помнится, скрестив руки, бросился на диван и уставил глаза на пол; но, я не знаю, я посреди своей тоски как будто был чем-то доволен...

As a man, I don't know to this day what my sensations were at that moment. I flung myself, I remember, with clasped hands, on the sofa and fixed my eyes on the floor. But I don't know — in the midst of my woe I was, as it were, pleased at something....

Я бы ни за что в этом не сознался, если б я не писал для самого себя...

I would not admit this for anything in the world, if I were not writing only for myself....

Меня точно терзали мучительные, страшные предчувствия...

I had been tormented, certainly, by terrible, harassing suspicions....

и кто знает, я, может быть, был бы весьма озадачен, если б они не сбылись.

and who knows, I should, perhaps, have been greatly disconcerted if they had not been fulfilled. '

«Таково сердце человеческое!» –

'Such is the heart of man!'

воскликнул бы теперь выразительным голосом какой-нибудь русский учитель средних лет, подняв кверху жирный указательный палец, украшенный перстнем из корналинки; но что нам за дело до мнения русского учителя с выразительным голосом и корналинкой на пальце?

some middle-aged Russian teacher would exclaim at this point in an expressive voice, while he raises a fat forefinger, adorned with a cornelian ring. But what have we to do with the opinion of a Russian teacher, with an expressive voice and a cornelian on his finger?

Как бы то ни было, мой предчувствия оказались справедливыми.

Be that as it may, my presentiment turned out to be well founded.

Внезапно по городу разнеслась весть, что князь уехал будто вследствие полученного приказа из Петербурга; что он уехал, не сделавши никакого предложения ни Кирилле Матвеичу, ни супруге его, и что Лизе остаётся до конца дней своих оплакивать его вероломство.

Suddenly the news was all over the town that the prince had gone away, presumably in consequence of a summons from Petersburg; that he had gone away without making any proposal to Kirilla Matveitch or his wife, and that Liza would have to deplore his treachery till the end of her days.

Отъезд князя был совершенно неожиданный, потому что ещё накануне кучер его, по уверениям моего слуги, нисколько не подозревал намерения своего барина.

The prince's departure was utterly unexpected, for only the evening before his coachman, so my man assured me, had not the slightest suspicion of his master's intentions.

Новость эта меня бросила в жар; я тотчас оделся и побежал было к Ожогиным, но, обдумавши дело, почёл приличным подождать до следующего дня.

This piece of news threw me into a perfect fever. I at once dressed, and was on the point of hastening to the Ozhogins', but on thinking the matter over I considered it more seemly to wait till the next day.

Впрочем, я ничего не потерял, оставшись дома.

I lost nothing, however, by remaining at home.

В тот же вечер забежал ко мне некто Пандопипопуло, проезжий грек, случайным образом застрявший в городе О..., сплетник первой величины, больше всех других закипевший негодованием против меня за мою дуэль с князем.

The same evening, there came to see me in all haste a certain Pandopipopulo, a wandering Greek, stranded by some chance in the town of O — --, a scandalmonger of the first magnitude, who had been more indignant with me than any one for my duel with the prince.

Он не дал даже времени слуге моему доложить о себе, так и ворвался в мою комнату, крепко стиснул мою руку, тысячу раз извинился передо мной, назвал меня образцом великодушия и смелости, расписал князя самыми чёрными красками, не пощадил стариков Ожогиных, которых, по его мнению, судьба наказала поделом; мимоходом задел и Лизу и убежал, поцеловавши меня в плечо.

He did not even give my man time to announce him; he fairly burst into my room, warmly pressed my hand, begged my pardon a thousand times, called me a paragon of magnanimity and courage, painted the prince in the darkest colours, censured the old Ozhogins, who, in his opinion, had been punished as they deserved, made a slighting reference to Liza in passing, and hurried off again, kissing me on my shoulder.

Между прочим, я узнал от него, что князь en vrai grand seigneur 💬, накануне отъезда, на деликатный намёк Кириллы Матвеича холодно отвечал, что не намерен никого обманывать и не думает жениться, встал, раскланялся и был таков...

Among other things, I learned from him that the prince, en vrai grand seigneur , on the eve of his departure, in response to a delicate hint from Kirilla Matveitch, had answered coldly that he had no intention of deceiving any one, and no idea of marrying, had risen, made his bow, and that was all....

На другой день я отправился к Ожогиным.

Next day I set off to the Ozhogins'.

Подслеповатый лакей, при моем появлении, вскочил с прилавка с быстротою молнии, я велел доложить о себе; лакей побежал и тотчас вернулся:

The shortsighted footman leaped up from his bench on my appearance, with the rapidity of lightning. I bade him announce me; the footman hurried away and returned at once. '

пожалуйте, дескать, приказали просить.

'Walk in,' he said; 'you are begged to go in.'

Я вошёл в кабинет Кириллы Матвеича...

I went into Kirilla Matveitch's study....

До завтра.

The rest to-morrow.

30 марта. Мороз

March 30. Frost.

Итак, я вошёл в кабинет Кириллы Матвеича.

And so I went into Kirilla Matveitch's study.

Я бы дорого заплатил тому, кто бы мог показать мне теперь моё собственное лицо в ту минуту, когда этот почтенный чиновник, торопливо запахнув свой бухарский халат, подошёл ко мне с протянутыми руками.

I would pay any one handsomely, who could show me now my own face at the moment when that highly respected official, hurriedly flinging together his dressing-gown, approached me with outstretched arms.

От меня, должно быть, так и веяло скромным торжеством, снисходительным участием и беспредельным великодушием...

I must have been a perfect picture of modest triumph, indulgent sympathy, and boundless magnanimity....

Я чувствовал себя чем-то вроде Сципиона Африканского.

I felt myself something in the style of Scipio Africanus.

Ожогин был видимо смущен и опечален, избегал моего взора, семенил на месте.

Ozhogin was visibly confused and cast down, he avoided my eyes, and kept fidgeting about.

Я также заметил, что он говорил как-то неестественно громко и вообще выражался весьма неопределенно; неопределенно, но с жаром попросил у меня извинения, неопределенно упомянул об уехавшем госте, присовокупил несколько общих и неопределенных замечаний об обманчивости и непостоянстве земных благ и вдруг, почувствовав у себя на глазах слезу, поспешил понюхать табаку, вероятно для того, чтобы обмануть меня насчёт причины, заставившей его прослезиться...

I noticed, too, that he spoke unnaturally loudly, and in general expressed himself very vaguely. Vaguely, but with warmth, he begged my forgiveness, vaguely alluded to their departed guest, added a few vague generalities about deception and the instability of earthly blessings, and, suddenly feeling the tears in his eyes, hastened to take a pinch of snuff, probably in order to deceive me as to the cause of his tearfulness....

Он употреблял русский зелёный табак, а известно, что это растение даже старцев заставляет проливать слезы, сквозь которые человеческий глаз глядит тупо и бессмысленно в течение нескольких мгновений.

He used the Russian green snuff, and it's well known that that article forces even old men to shed tears that make the human eye look dull and senseless for several minutes.

Я, разумеется, обошёлся весьма бережно с стариком, спросил о здоровье его супруги и дочери и тотчас искусно направил разговор на любопытный вопрос о плодопеременном хозяйстве.

I behaved, of course, very cautiously with the old man, inquired after the health of his wife and daughter, and at once artfully turned the conversation on to the interesting subject of the rotation of crops.

Я был одет по-обыкновенному; но исполнявшее меня чувство мягкого приличия и кроткой снисходительности доставляло мне ощущение праздничное и свежее, словно на мне был белый жилет и белый галстух.

I was dressed as usual, but the feeling of gentle propriety and soft indulgence which filled me gave me a fresh and festive sensation, as though I had on a white waistcoat and a white cravat.

Одно меня волновало: мысль о свидании с Лизой...

One thing agitated me, the thought of seeing Liza....

Ожогин наконец сам предложил повести меня к своей жене.

Ozhogin, at last, proposed of his own accord to take me up to his wife.

Эта добрая, но глупая женщина, увидав меня, сперва сконфузилась страшно; но мозг её не был способен сохранить долго одно и то же впечатление, и потому она скоро успокоилась.

The kind-hearted but foolish woman was at first terribly embarrassed on seeing me; but her brain was not capable of retaining the same impression for long, and so she was soon at her ease.

Наконец я увидал Лизу...

At last I saw Liza....

Она вошла в комнату...

she came into the room....

Я ожидал, что найду в ней пристыженную, раскаивающуюся грешницу, и уже наперёд придал лицу своему самое ласковое, ободряющее выражение...

I had expected to find in her a shamed and penitent sinner, and had assumed beforehand the most affectionate and reassuring expression of face....

К чему лгать?

Why lie about it?

Я действительно любил её и жаждал счастия простить её, протянуть ей руку; но, к несказанному моему удивлению, она, в ответ на мой значительный поклон, холодно рассмеялась, небрежно заметила: «А? это вы?» –

I really loved her and was thirsting for the happiness of forgiving her, of holding out a hand to her; but to my unutterable astonishment, in response to my significant bow, she laughed coldly, observed carelessly, 'Oh, is that you?'

и тотчас отвернулась от меня.

and at once turned away from me.

Правда, смех её мне показался принуждённым и во всяком случае плохо шёл к её страшно похудевшему лицу...

It is true that her laugh struck me as forced, and in any case did not accord well with her terribly thin face....

но все-таки я не ожидал такого приема...

but, all the same, I had not expected such a reception....

Я с изумлением смотрел на неё...

I looked at her with amazement....

какая перемена произошла в ней!

what a change had taken place in her!

Между прежним ребёнком и этой женщиной не было ничего общего.

Between the child she had been and the woman before me, there was nothing in common.

Она как будто выросла, выпрямилась; все черты её лица, особенно губы, словно определились...

She had, as it were, grown up, straightened out; all the features of her face, especially her lips, seemed defined....

взгляд стал глубже, твёрже и тёмнее.

her gaze had grown deeper, harder, and gloomier.

Я высидел у Ожогиных до обеда; она вставала, выходила из комнаты и возвращалась, спокойно отвечала на вопросы и с намерением не обращала на меня внимания.

I stayed on at the Ozhogins' till dinner-time. She got up, went out of the room, and came back again, answered questions with composure, and designedly took no notice of me.

Она, я это видел, – она хотела дать мне почувствовать, что я не стою даже её гнева, хотя чуть-чуть не убил её любовника.

She wanted, I saw, to make me feel that I was not worth her anger, though I had been within an ace of killing her lover.

Я наконец потерял терпение: ядовитый намёк сорвался с губ моих...

I lost patience at last; a malicious allusion broke from my lips....

Она вздрогнула, быстро взглянула на меня, встала и, подойдя к окну, промолвила слегка дрожащим голосом: «Вы всё можете говорить, что вам угодно, но знайте, что я этого человека люблю, и всегда любить буду, и нисколько не считаю его виноватым предо мною, напротив...»

She started, glanced swiftly at me, got up, and going to the window, pronounced in a rather shaky voice, 'You can say anything you like, but let me tell you that I love that man, and always shall love him, and do not consider that he has done me any injury, quite the contrary.'...

Голос её зазвенел, она остановилась...

Her voice broke, she stopped....

хотела было переломить себя, но не могла, залилась слезами и вышла вон из комнаты...

tried to control herself, but could not, burst into tears, and went out of the room....

Старики Ожогины смутились...

The old people were much upset....

Я пожал им обоим руки, вздохнул, вознёс взоры горе́ и удалился.

I pressed the hands of both, sighed, turned my eyes heavenward, and withdrew.

Я слишком слаб, времени у меня остаётся слишком мало, я не в состоянии с прежнею подробностью описывать тот новый ряд мучительных соображений, твёрдых намерений и прочих плодов так называемой внутренней борьбы, которые возникли во мне после возобновления моего знакомства с Ожогиными.

I am too weak, I have too little time left, I am not capable of describing in the same detail the new range of torturing reflections, firm resolutions, and all the other fruits of what is called inward conflict, that arose within me after the renewal of my acquaintance with the Ozhogins.

Я не сомневался в том, что Лиза все ещё любит и долго будет любить князя...

I did not doubt that Liza still loved, and would long love, the prince....

но, как человек присмиренный обстоятельствами и сам присмирившийся, я даже и не мечтал о её любви:

but as one reconciled to the inevitable, and anxious myself to conciliate, I did not even dream of her love.

я желал только её дружбы, желал добиться её доверенности, её уважения, которое, по уверению опытных людей, почитается надёжнейшей опорой счастия в браке...

I desired only her affection, I desired to gain her confidence, her respect, which, we are assured by persons of experience, forms the surest basis for happiness in marriage....

К сожалению, я упускал из виду одно довольно важное обстоятельство, а именно то, что Лиза со дня дуэли меня возненавидела.

Unluckily, I lost sight of one rather important circumstance, which was that Liza had hated me ever since the day of the duel.

Я узнал это слишком поздно.

I found this out too late.

Я начал по-прежнему посещать дом Ожогиных.

I began, as before, to be a frequent visitor at the house of the Ozhogins.

Кирилла Матвеич более чем когда-нибудь ласкал и холил меня.

Kirilla Matveitch received me with more effusiveness and affability than he had ever done.

Я даже имею причины думать, что он в то время с удовольствием отдал бы свою дочь за меня, хотя и незавидный был я жених:

I have even ground for believing that he would at that time have cheerfully given me his daughter, though I was certainly not a match to be coveted.

общественное мнение преследовало его и Лизу, а меня, напротив, превозносило до небес.

Public opinion was very severe upon him and Liza, while, on the other hand, it extolled me to the skies.

Обращение Лизы со мной не изменялось:

Liza's attitude to me was unchanged.

она большею частию молчала, повиновалась, когда её просили кушать, не показывала никаких внешних знаков горя, но, со всем тем, таяла как свечка.

She was, for the most part, silent; obeyed, when they begged her to eat, showed no outward signs of sorrow, but, for all that, was wasting away like a candle.

Кирилле Матвеичу надобно отдать эту справедливость:

I must do Kirilla Matveitch the justice to say that he spared her in every way.

он щадил её всячески; старуха Ожогина только хохлилась, глядя на своё бедное дитятко.

Old Madame Ozhogin only ruffled up her feathers like a hen, as she looked at her poor nestling.

Одного человека Лиза не чуждалась, хотя и с ним не много говорила, а именно Бизьмёнкова.

There was only one person Liza did not shun, though she did not talk much even to him, and that was Bizmyonkov.

Старики Ожогины круто, даже грубо обращались с ним:

The old people were rather short, not to say rude, in their behaviour to him.

они не могли простить ему его секундантства; но он продолжал ходить к ним, будто не замечая их немилости.

They could not forgive him for having been second in the duel. But he went on going to see them, as though he did not notice their unamiability.

Со мной он был очень холоден и – странное дело! – я словно его боялся.

With me he was very chilly, and — strange to say — I felt, as it were, afraid of him.

Это продолжалось около двух недель.

This state of things went on for a fortnight.

Наконец я, после одной бессонной ночи, решился объясниться с Лизой, разоблачить перед ней моё сердце, сказать ей, что, несмотря на прошедшее, несмотря на всевозможные толки и сплетни, я почту себя слишком счастливым, если она удостоит меня своей руки, возвратит мне своё доверие.

At last, after a sleepless night, I resolved to have it out with Liza, to open my heart to her, to tell her that, in spite of the past, in spite of all possible gossip and scandal, I should consider myself only too happy if she would give me her hand, and restore me her confidence.

Я, право, не шутя воображал, что оказываю, как выражаются хрестоматии, несказанный пример великодушия и что она от одного изумления согласится.

I really did seriously imagine that I was showing what they call in the school reading-books an unparalleled example of magnanimity, and that, from sheer amazement alone, she would consent.

Во всяком случае, я хотел объясниться с ней и выйти наконец из неизвестности.

In any case, I resolved to have an explanation and to escape, at last, from suspense.

За домом Ожогиных находился довольно большой сад, оканчивавшийся липовой рощицей, заброшенной и заросшей.

Behind the Ozhogins' house was a rather large garden, which ended in a little grove of lime-trees, neglected and overgrown.

Посредине этой рощи возвышалась старинная беседка в китайском вкусе; бревенчатый забор отделял сад от глухого проулка.

In the middle of this thicket stood an old summer-house in the Chinese style: a wooden paling separated the garden from a blind alley.

Лиза иногда по целым часам гуляла одна в этом саду.

Liza would sometimes walk, for hours together, alone in this garden.

Кирилла Матвеич это знал и запретил её беспокоить, следить за ней: пусть, дескать, горе в ней умается.

Kirilla Matveitch was aware of this, and forbade her being disturbed or followed; let her grief wear itself out, he said.

Когда её не находили в доме, стоило только позвонить перед обедом в колокольчик на крыльце, и она тотчас появлялась, с тем же упорным молчанием на губах и во взгляде, с каким-нибудь измятым листком в руке.

When she could not be found indoors, they had only to ring a bell on the steps at dinner-time and she made her appearance at once, with the same stubborn silence on her lips and in her eyes, and some little leaf crushed up in her hand.

Вот однажды, заметив, что её не было в доме, я показал вид, что собираюсь уйти, простился с Кириллом Матвеичем, надел шляпу и вышел из передней на двор, а со двора на улицу, но тотчас же с необыкновенной быстротою шмыгнул назад в ворота и мимо кухни пробрался в сад.

So, noticing one day that she was not in the house, I made a show of going away, took leave of Kirilla Matveitch, put on my hat, and went out from the hall into the courtyard, and from the courtyard into the street, but promptly darted in at the gate again with extraordinary rapidity and hurried past the kitchen into the garden.

К счастию, никто меня не заметил.

Luckily no one noticed me.

Не думая долго, я скорыми шагами вошёл в рощу.

Without losing time in deliberation, I went with rapid steps into the grove.

Передо мной, на тропинке, стояла Лиза.

In a little path before me was standing Liza.

Сердце во мне забилось сильно.

My heart beat violently.

Я остановился, вздохнул глубоко и уже хотел было подойти к ней, как вдруг она, не оборачиваясь, подняла руку и стала прислушиваться...

I stood still, drew a deep sigh, and was just on the point of going up to her, when suddenly she lifted her hand without turning round, and began listening....

Из-за деревьев, в направлении проулка, ясно раздались два удара, словно кто стучал в забор.

From behind the trees, in the direction of the blind alley, came a distinct sound of two knocks, as though some one were tapping at the paling.

Лиза хлопнула в ладоши, послышался слабый скрип калитки, и из чащи вышел Бизьмёнков.

Liza clapped her hands together, there was heard the faint creak of the gate, and out of the thicket stepped Bizmyonkov.

Я проворно спрятался за дерево.

I hastily hid behind a tree.

Лиза молча обратилась к нему...

Liza turned towards him without speaking....

Он молча взял её под руку, и оба тихо пошли по дорожке.

Without speaking, he drew her arm in his, and the two walked slowly along the path together.

Я с изумлением глядел за ними.

I looked after them in amazement.

Они остановились, посмотрели кругом, исчезли было за кустами, появились снова и вошли наконец в беседку.

They stopped, looked round, disappeared behind the bushes, reappeared again, and finally went into the summer-house.

Эта беседка была круглое, крошечное строеньице, с одной дверью и одним маленьким окном; посередине виднелся старый стол на одной ножке, поросший мелким зелёным мохом; два дощатых полинялых диванчика стояли по бокам, в некотором отдалении от сырых и потемневших стен.

This summer-house was a diminutive round edifice, with a door and one little window. In the middle stood an old one-legged table, overgrown with fine green moss; two discoloured deal benches stood along the sides, some distance from the damp and darkened walls.

Здесь в необыкновенно жаркие дни, и то раз в год, и то в прежние времена, пивали чай.

Here, on exceptionally hot days, in bygone times, perhaps once a year or so, they had drunk tea.

Дверь не затворялась вовсе, рама давно вывалилась из окна и, зацепившись одним углом, висела печально, как перешибенное птичье крыло.

The door did not quite shut, the window-frame had long ago come out of the window, and hung disconsolately, only attached at one corner, like a bird's broken wing.

Я подкрался к беседке и осторожно взглянул сквозь скважину окна.

I stole up to the summer-house, and peeped cautiously through the chink in the window.

Лиза сидела на одном из диванчиков, потупив голову; её правая рука лежала у ней на коленях, левую держал Бизьмёнков в обеих своих руках.

Liza was sitting on one of the benches, with her head drooping. Her right hand lay on her knees, the left Bizmyonkov was holding in both his hands.

Он с участием глядел на неё.

He was looking sympathetically at her.

– Как вы себя сегодня чувствуете? –

'How do you feel to-day?'

спросил он её вполголоса.

he asked her in a low voice.

– Все так же, – возразила она, – ни хуже, ни лучше.

'Just the same,' she answered, 'not better, nor worse.--

Пустота, страшная пустота! –

.--The emptiness, the fearful emptiness!'

прибавила она, уныло подняв глаза.

she added, raising her eyes dejectedly.

Бизьмёнков ничего не отвечал ей.

Bizmyonkov made her no answer.

– Как вы думаете, – продолжала она, – напишет мне он ещё раз?

'What do you think,' she went on: 'will he write to me once more?'

– Не думаю, Лизавета Кирилловна!

'I don't think so, Lizaveta Kirillovna!'

Она молчала.

She was silent.

– И в самом деле, о чем ему писать?

'And after all, why should he write?

Он сказал мне все в первом своём письме. Я не могла быть его женой; но я была счастлива...

He told me everything in his first letter. I could not be his wife; but I have been happy....

недолго...

not for long....

я была счастлива.

I have been happy....'

Бизьмёнков потупился.

Bizmyonkov looked down.

– Ах, – продолжала она с живостью, – если б вы знали, как этот Чулкатурин мне противен...

'Ah,' she went on quickly, 'if you knew how I loathe that Tchulkaturin....

Мне все кажется, что я вижу на руках этого человека...

I always fancy I see on that man's hands....

его кровь. (

his blood.' (

(Меня покоробило за моей скважиной.)

(I shuddered behind my chink.) '

Впрочем, – прибавила она задумчиво, – кто знает, может быть, без этого поединка...

'Though indeed,' she added, dreamily, 'who knows, perhaps, if it had not been for that duel....

Ах, когда я увидела его раненого, я тотчас же почувствовала, что я вся была его.

Ah, when I saw him wounded I felt at once that I was altogether his.'

– Чулкатурин вас любит, – заметил Бизьмёнков.

'Tchulkaturin loves you,' observed Bizmyonkov.

– Так что мне в том?

'What is that to me?

разве мне нужна чья-нибудь любовь?.. –

I don't want any one's love.'...

Она остановилась и медленно прибавила: – кроме вашей.

She stopped and added slowly, 'Except yours.

Да, мой друг, ваша любовь мне необходима: без вас я бы погибла.

Yes, my friend, your love is necessary to me; except for you, I should be lost.

Вы помогли мне перенести страшные минуты...

You have helped me to bear terrible moments....'

Она умолкла...

She broke off....

Бизьмёнков начал с отеческой нежностью гладить её по руке.

Bizmyonkov began with fatherly tenderness stroking her hand.

– Что делать, что делать, Лизавета Кирилловна! –

'There's no help for it! What is one to do! what is one to do, Lizaveta Kirillovna!'

повторил он несколько раз сряду.

he repeated several times.

– Да и теперь, – промолвила она глухо, – я бы, кажется, умерла без вас.

'And now indeed,' she went on in a lifeless voice, 'I should die, I think, if it were not for you.

Вы одни меня поддерживаете; притом вы мне его напоминаете...

It's you alone that keep me up; besides, you remind me of him....

Ведь вы всё знали.

You knew all about it, you see.

Помните, как он был хорош в тот день...

Do you remember how fine he was that day....

Но извините меня: вам, должно быть, тяжело...

But forgive me; it must be hard for you....'

– Говорите, говорите!

'Go on, go on!

Что вы!

Nonsense!

Бог с вами! –

Bless you!'

прервал её Бизьмёнков.

Bizmyonkov interrupted her.

Она стиснула ему руку.

She pressed his hand.

– Вы очень добры, Бизьмёнков, – продолжала она, – вы добры, как ангел.

'You are very good, Bizmyonkov,' she went on;' you are good as an angel.

Что делать!

What can I do!

я чувствую, что я до гроба его любить буду.

I feel I shall love him to the grave.

Я простила ему, я благодарна ему.

I have forgiven him, I am grateful to him.

Дай бог ему счастья!

God give him happiness!

дай бог ему жену по сердцу! – И глаза её наполнились слезами. – Лишь бы он не позабыл меня, лишь бы он хоть изредка вспоминал о своей Лизе...

May God give him a wife after his own heart'--and her eyes filled with tears — 'if only he does not forget me, if only he will sometimes think of his Liza!--

Выйдемте, – прибавила она после небольшого молчания.

!--Let us go,' she added, after a brief silence.

Бизьмёнков поднёс её руку к своим губам.

Bizmyonkov raised her hand to his lips.

– Я знаю, – заговорила она с жаром, – все меня теперь обвиняют, все бросают в меня каменьями.

'I know,' she began again hotly, 'every one is blaming me now, every one is throwing stones at me.

Пусть!

Let them!

Я бы все-таки не променяла своего несчастия на их счастие...

I wouldn't, any way, change my misery for their happiness.... no!

нет!

no!...

нет!.. Он недолго меня любил, но он любил меня! Он никогда меня не обманывал:

He did not love me for long, but he loved me!

он не говорил мне, что я буду его женой; я сама никогда не думала об этом.

He never deceived me, he never told me I should be his wife; I never dreamed of it myself.

Один бедный папаша надеялся.

It was only poor papa hoped for it.

И теперь я ещё не совсем несчастна: мне остаётся воспоминание, и, как бы ни были страшны последствия...

And even now I am not altogether unhappy; the memory remains to me, and however fearful the results....

Мне душно здесь...

I'm stifling here....

здесь я в последний раз с ним виделась...

it was here I saw him the last time....

Пойдёмте на воздух.

Let's go into the air.'

Они встали.

They got up.

Я едва успел отскочить в сторону и спрятаться за толстую липу.

I had only just time to skip on one side and hide behind a thick lime-tree.

Они вышли из беседки и, сколько я мог судить по шуму шагов, ушли в рощу.

They came out of the summer-house, and, as far as I could judge by the sound of their steps, went away into the thicket.

Не знаю, сколько я времени простоял, не двигаясь с места, погруженный в какое-то бессмысленное недоумение, как вдруг снова послышались шаги.

I don't know how long I went on standing there, without stirring from my place, plunged in a sort of senseless amazement, when suddenly I heard steps again.

Я встрепенулся и осторожно выглянул из моей засады.

I started, and peeped cautiously out from my hiding-place.

Бизьмёнков и Лиза возвращались по той же дорожке.

Bizmyonkov and Liza were coming back along the same path.

Оба были очень взволнованы, особенно Бизьмёнков.

Both were greatly agitated, especially Bizmyonkov.

Он, казалось, плакал.

I fancied he was crying.

Лиза остановилась, поглядела на него и явственно произнесла следующие слова:

Liza stopped, looked at him, and distinctly uttered the following words: '

«Я согласна, Бизьмёнков.

'I do consent, Bizmyonkov.

Я бы не согласилась, если бы вы только хотели спасти меня, вывести меня из страшного положения; но вы меня любите, вы всё знаете – и любите меня; я никогда не найду более надёжного, верного друга.

I would never have agreed if you were only trying to save me, to rescue me from a terrible position, but you love me, you know everything — and you love me. I shall never find a trustier, truer friend.

Я буду вашей женой».

I will be your wife.'

Бизьмёнков поцеловал ей руку; она печально ему улыбнулась и пошла домой.

Bizmyonkov kissed her hand: she smiled at him mournfully and moved away towards the house.

Бизьмёнков бросился в чащу, а я отправился восвояси.

Bizmyonkov rushed into the thicket, and I went my way.

Так как Бизьмёнков, вероятно, сказал Лизе именно то, что я намерен был ей сказать, и так как она отвечала ему именно то, что я бы желал услышать от неё, то мне нечего было более беспокоиться.

Seeing that Bizmyonkov had apparently said to Liza precisely what I had intended to say to her, and she had given him precisely the reply I was longing to hear from her, there was no need for me to trouble myself further.

Через две недели она вышла за него замуж.

Within a fortnight she was married to him.

Старики Ожогины рады были всякому жениху.

The old Ozhogins were thankful to get any husband for her.

Ну, скажите теперь, не лишний ли я человек?

Now, tell me, am I not a superfluous man?

Не разыграл ли я во всей этой истории роль лишнего человека?

Didn't I play throughout the whole story the part of a superfluous person?

Роль князя...

The prince's part....

о ней нечего и говорить; роль Бизьмёнкова также понятна... Но я?

of that it's needless to speak; Bizmyonkov's part, too, is comprehensible....

я-то к чему тут примешался?..

But I — with what object was I mixed up in it?...

что за глупое пятое колесо в телеге!..

A senseless fifth wheel to the cart!...

Ах, горько, горько мне!..

Ah, it's bitter, bitter for me!...

Да вот, как бурлаки говорят: «Ещё разик, ещё раз», – ещё денёк, другой, и мне уже ни горько не будет, ни сладко.

But there, as the barge-haulers say, 'One more pull, and one more yet,'--one day more, and one more yet, and there will be no more bitter nor sweet for me.

31 марта

March 31..

Плохо.

I'm in a bad way.

Я пишу эти строки в постели.

I am writing these lines in bed.

Со вчерашнего вечера погода вдруг переменилась.

Since yesterday evening there has been a sudden change in the weather.

Сегодня жарко, почти летний день.

To-day is hot, almost a summer day.

Все тает, валится, течёт.

Everything is thawing, breaking up, flowing away.

В воздухе пахнет разрытой землёй: тяжёлый, сильный, душный запах.

The air is full of the smell of the opened earth, a strong, heavy, stifling smell.

Пар подымается отовсюду.

Steam is rising on all sides.

Солнце так и бьёт, так и разит.

The sun seems beating, seems smiting everything to pieces.

Плохо мне. Я чувствую, что разлагаюсь.

I am very ill, I feel that I am breaking up.

Я хотел написать свой дневник, и вместо того что я сделал?

I meant to write my diary, and, instead of that, what have I done?

Рассказал один случай из моей жизни.

I have related one incident of my life.

Я разболтался, уснувшие воспоминания пробудились и увлекли меня.

I gossiped on, slumbering reminiscences were awakened and drew me away.

Я писал не торопясь, подробно, словно мне ещё предстояли годы; а теперь вот и некогда продолжать.

I have written, without haste, in detail, as though I had years before me. And here now, there's no time to go on.

Смерть, смерть идёт.

Death, death is coming.

Мне уже слышится её грозное crescendo...💬

I can hear her menacing crescendo..

Пора...

The time is come....

Пора!..

the time is come!...

Да и что за беда!

And indeed, what does it matter?

Не все ли равно, что бы я ни рассказал?

Isn't it all the same whatever I write?

В виду смерти исчезают последние земные суетности.

In sight of death the last earthly cares vanish.

Я чувствую, что утихаю; я становлюсь проще, яснее.

I feel I have grown calm; I am becoming simpler, clearer.

Поздно я хватился за ум!..

Too late I've gained sense!...

Странное дело!

It's a strange thing!

я утихаю – точно, и вместе с тем...

I have grown calm — certainly, and at the same time....

жутко мне.

I'm full of dread.

Да, мне жутко.

Yes, I'm full of dread.

До половины наклонённый над безмолвной, зияющей бездной, я содрогаюсь, отворачиваюсь, с жадным вниманием осматриваю все кругом.

Half hanging over the silent, yawning abyss, I shudder, turn away, with greedy intentness gaze at everything about me.

Всякий предмет мне вдвойне дорог.

Every object is doubly precious to me.

Я не нагляжусь на мою бедную, невеселую комнату, прощаюсь с каждым пятнышком на моих стенах!

I cannot gaze enough at my poor, cheerless room, saying farewell to each spot on my walls.

Насыщайтесь в последний раз, глаза мои!

Take your fill for the last time, my eyes.

Жизнь удаляется; она ровно и тихо бежит от меня прочь, как берег от взоров мореходца.

Life is retreating; slowly and smoothly she is flying away from me, as the shore flies from the eyes of one at sea.

Старое, жёлтое лицо моей няни, повязанное тёмным платком, шипящий самовар на столе, горшок ерани перед окном и ты, мой бедный пёс Трезор, перо, которым я пишу эти строки, собственная рука моя, я вижу вас теперь...

The old yellow face of my nurse, tied up in a dark kerchief, the hissing samovar on the table, the pot of geranium in the window, and you, my poor dog, Tresór, the pen I write these lines with, my own hand, I see you now....

вот вы, вот...

here you are, here....

Неужели же...

Is it possible....

может быть, сегодня...

can it be, to-day....

я никогда более не увижу вас?

I shall never see you again!

Тяжело живому существу расставаться с жизнью!

It's hard for a live creature to part with life!

Что ты ластишься ко мне, бедная собака?

Why do you fawn on me, poor dog?

что прислоняешься грудью к постели, судорожно поджимая свой хвост и не сводя с меня своих добрых, грустных глаз?

why do you come putting your forepaws on the bed, with your stump of a tail wagging so violently, and your kind, mournful eyes fixed on me all the while?

Или тебе жаль меня?

Are you sorry for me?

или ты уже чуешь, что хозяина твоего скоро не станет?

or do you feel already that your master will soon be gone?

Ах, если б я мог так же пройти мыслью по всем моим воспоминаниям, как прохожу глазами по всем предметам моей комнаты!

Ah, if I could only keep my thoughts, too, resting on all the objects in my room!

Я знаю, что эти воспоминания невеселы и незначительны, да других у меня нет.

I know these reminiscences are dismal and of no importance, but I have no other. '

Пустота, страшная пустота!

'The emptiness, the fearful emptiness!'

как говорила Лиза.

as Liza said.

О боже мой, боже мой!

O my God, my God!

Я вот умираю...

Here I am dying....

Сердце, способное и готовое любить, скоро перестанет биться...

A heart capable of loving and ready to love will soon cease to beat....

И неужели же оно затихнет навсегда, не изведав ни разу счастия, не расширясь ни разу под сладостным бременем радости?

And can it be it will be still for ever without having once known happiness, without having once expanded under the sweet burden of bliss?

Увы!

Alas!

это невозможно, невозможно, я знаю...

it's impossible, impossible, I know....

Если б по крайней мере теперь, перед смертью – ведь смерть все-таки святое дело, ведь она возвышает всякое существо, – если б какой-нибудь милый, грустный, дружеский голос пропел надо мною прощальную песнь, песнь о собственном моем горе, я бы, может быть, помирился с ним.

If only now, at least, before death — for death after all is a sacred thing, after all it elevates any being — if any kind, sad, friendly voice would sing over me a farewell song of my own sorrow, I could, perhaps, be resigned to it.

Но умереть глухо, глупо...

But to die stupidly, stupidly....

Я, кажется, начинаю бредить.

I believe I'm beginning to rave.

Прощай, жизнь, прощай, мой сад, и вы, мои липы!

Farewell, life! farewell, my garden! and you, my lime-trees!

Когда придёт лето, смотрите не забудьте сверху донизу покрыться цветами...

When the summer comes, do not forget to be clothed with flowers from head to foot....

И пусть хорошо будет людям лежать в вашей пахучей тени, на свежей траве, под лепечущий говор ваших листьев, слегка возмущённых ветром.

and may it be sweet for people to lie in your fragrant shade, on the fresh grass, among the whispering chatter of your leaves, lightly stirred by the wind.

Прощайте, прощайте!

Farewell, farewell!

Прощай всё и навсегда!

Farewell, everything and for ever!

Прощай, Лиза!

Farewell, Liza!

Я написал эти два слова – и чуть-чуть не засмеялся.

I wrote those two words, and almost laughed aloud.

Это восклицание мне кажется книжным. Я как будто сочиняю чувствительную повесть или оканчиваю отчаянное письмо...

This exclamation strikes me as taken out of a book. It's as though I were writing a sentimental novel and ending up a despairing letter....

Завтра первое апреля.

To-morrow is the first of April.

Неужели я умру завтра?

Can I be going to die to-morrow?

Это было бы как-то даже неприлично.

That would be really too unseemly.

А впрочем, оно ко мне идёт...

It's just right for me, though....

Уж как же доктор лотошил сегодня!..

How the doctor did chatter to-day.

1 апреля

April 1.

Кончено...

It is over....

Жизнь кончена.

Life is over.

Я точно умру сегодня.

I shall certainly die to-day.

На дворе жарко...

It's hot outside....

почти душно...

almost suffocating....

или уже грудь моя отказывается дышать?

or is it that my lungs are already refusing to breathe?

Моя маленькая комедия разыграна.

My little comedy is played out.

Занавес падает.

The curtain is falling.

Уничтожаясь, я перестаю быть лишним...

Sinking into nothing, I cease to be superfluous....

Ах, как это солнце ярко!

Ah, how brilliant that sun is!

Эти могучие лучи дышат вечностью...

Those mighty beams breathe of eternity....

Прощай, Терентьевна!..

Farewell, Terentyevna!...

Сегодня поутру она, сидя у окна, всплакнула...

This morning as she sat at the window she was crying....

может быть, обо мне...

perhaps over me....

а может быть, и о том, что ей самой скоро придётся умереть.

and perhaps because she too will soon have to die.

Я взял с неё слово не «пришибить» Трезора.

I have made her promise not to kill Tresór.

Мне тяжело писать...

It's hard for me to write....

бросаю перо...

I will put down the pen....

Пора! Смерть уже не приближается с возрастающим громом, как карета ночью по мостовой: она здесь, она порхает вокруг меня, как то лёгкое дуновение, от которого поднялись дыбом волосы у пророка...

It's high time; death is already approaching with ever-increasing rumble, like a carriage at night over the pavement; it is here, it is flitting about me, like the light breath which made the prophet's hair stand up on end.

Я умираю...

I am dying....

Живите, живые!

Live, you who are living,

И пусть у гробового входа Младая будет жизнь играть, И равнодушная природа Красою вечною сиять!

'And about the grave May youthful life rejoice, And nature heedless Glow with eternal beauty.

Примечание издателя.

Note by the Editor..--

Под этой последней строкой находится профиль головы с большим хохлом и усами, с глазом en face и лучеобразными ресницами; а под головой кто-то написал следующие слова:

..--Under this last line was a head in profile with a big streak of hair and moustaches, with eyes en face , and eyelashes like rays; and under the head some one had written the following words:

Сђю рукопись. Читалъ И Содђржанiе Онной Hђ Одобрилъ Пђтръ Зудотђшинъ М М М М Милостивый Государь Пђтръ Зудотђшинъ. Милостивый Государь мой.

'This manuscript was read And the Contents of it Not Approved By Peter Zudotyeshin My My My My dear Sir, Peter Zudotyeshin, Dear Sir.'

Но так как почерк этих строк нисколько не походил на почерк, которым написана остальная часть тетради, то издатель и почитает себя вправе заключить, что вышеупомянутые строки прибавлены были впоследствии другим лицом, тем более что до сведения его (издателя) дошло, что г-н Чулкатурин действительно умер в ночь с 1 на 2 апреля 18.. года, в родовом своём поместье Овечьи Воды.

But as the handwriting of these lines was not in the least like the handwriting in which the other part of the manuscript was written, the editor considers that he is justified in concluding that the above lines were added subsequently by another person, especially since it has come to his (the editor's) knowledge that Mr. Tchulkaturin actually did die on the night between the 1st and 2nd of April in the year 18--, at his native place, Sheep's Springs.