«Соседство» составляет одну из важнейших неприятностей деревенской жизни.

'Neighbours' constitute one of the most serious drawbacks of life in the country.

Я знал одного вологодского помещика, который, при всяком удобном случае, повторял следующие слова: «Слава богу, у меня нет соседей», – и, признаюсь, не мог не завидовать этому счастливому смертному.

I knew a country gentleman of the Vologodsky district, who used on every suitable occasion to repeat the following words, 'Thank God, I have no neighbours,' and I confess I could not help envying that happy mortal.

Моя деревенька находится в одной из многолюднейших губерний России.

My own little place is situated in one of the most thickly peopled provinces of Russia.

Я окружен великим множеством соседушек, начиная с благонамеренных и почтенных помещиков, облечённых в просторные фраки и просторнейшие жилеты, и кончая записными гуляками, носящими венгерки с длинными рукавами и так называемым «фимским» узлом на спине.

I am surrounded by a vast number of dear neighbours, from highly respectable and highly respected country gentlemen, attired in ample frockcoats and still more ample waistcoats, down to regular loafers, wearing jackets with long sleeves and a so-called shooting-bag on their back.

В числе всех этих дворян случайным образом открыл я, однако ж, одного весьма любезного малого:

In this crowd of gentlefolks I chanced, however, to discover one very pleasant fellow.

он прежде служил в военной службе, потом вышел в отставку и поселился на веки веков в деревне.

He had served in the army, had retired and settled for good and all in the country.

По его рассказам, он служил два года в П—м полку;

According to his story, he had served for two years in the B — ---- regiment.

но я решительно не понимаю, как мог этот человек нести какую-нибудь обязанность не только в течение двух лет, по даже в продолжение двух дней.

But I am totally unable to comprehend how that man could have performed any sort of duty, not merely for two years, but even for two days.

Он был рождён «для жизни мирной, для деревенской тишины», то есть для ленивого, беспечного прозябания, которое, замечу в скобках, не лишено великих и неистощимых прелестей.

He was born 'for a life of peace and country calm,' that is to say, for lazy, careless vegetation, which, I note parenthetically, is not without great and inexhaustible charms.

Он пользовался весьма порядочным состоянием: не заботясь слишком о хозяйстве, проживал около десяти тысяч рублей в год, достал себе прекрасного повара (мой приятель любил хорошо покушать); также выписывал себе из Москвы новейшие французские книги и журналы.

He possessed a very fair property, and without giving too much thought to its management, spent about ten thousand roubles a year, had obtained an excellent cook — my friend was fond of good fare — and ordered too from Moscow all the newest French books and magazines.

По-русски же читал он одни лишь донесения своего приказчика, и то с большим трудом.

In Russian he read nothing but the reports of his bailiff, and that with great difficulty.

Он с утра (если не уезжал на охоту) до обеда и за обедом не покидал халата;

He used, when he did not go out shooting, to wear a dressing-gown from morning till dinner-time and at dinner.

перебирал какие-нибудь хозяйственные рисунки, не то отправлялся на конюшню или в молотильный сарай и пересмеивался с бабами, которые при нем взмахивали цепами, как говорится, спрохвала́.

He would look through plans of some sort, or go round to the stables or to the threshing barn, and joke with the peasant women, who, to be sure, in his presence wielded their flails in leisurely fashion.

После обеда мой друг одевался перед зеркалом весьма тщательно и ехал к какому-нибудь соседу, одарённому двумя или тремя хорошенькими дочками;

After dinner my friend would dress very carefully before the looking-glass, and drive off to see some neighbour possessed of two or three pretty daughters.

беспечно и миролюбиво волочился за одной из них, играл с ними в жмурки, возвращался домой довольно поздно и тотчас же засыпал богатырским сном.

He would flirt serenely and unconcernedly with one of them, play blind-man's-buff with them, return home rather late and promptly fall into a heroic sleep.

Он скучать не мог, потому что никогда не предавался полному бездействию;

He could never be bored, for he never gave himself up to complete inactivity;

а на выбор занятий не был прихотлив и, как ребёнок, тешился малейшей безделицей.

and in the choice of occupations he was not difficult to please, and was amused like a child with the smallest trifle.

С другой стороны – особенной привязанности к жизни он не чувствовал и, бывало, когда приходилось перескакивать волка или лисицу, – пускал свою лошадь во всю прыть по таким рытвинам, что я до сих пор понять не могу, как он себе сто раз не сломал шеи.

On the other hand, he cherished no particular attachment to life, and at times, when he chanced to get a glimpse of the track of a wolf or a fox, he would let his horse go at full gallop over such ravines that to this day I cannot understand how it was he did not break his neck a hundred times over.

Он принадлежал к числу тех людей, которые возбуждают в вас мысль, что они сами себе не знают цены, что под их наружным равнодушием скрываются сильные и великие страсти;

He belonged to that class of persons who inspire in one the idea that they do not know their own value, that under their appearance of indifference strong and violent passions lie concealed.

но он бы рассмеялся вам в нос, если б мог догадаться, что вы питаете о нем подобное мнение;

But he would have laughed in one's face if he could have guessed that one cherished such an opinion of him.

да и, признаться сказать, я сам думаю, что если и водилось за моим приятелем в молодости какое-нибудь хотя не ясное, но сильное стремление к тому, что весьма мило названо «чем-то высшим», то это стремление давным-давно в нем угомонилось и зачичкало.

And indeed I must own I believe myself that even supposing my friend had had in youth some strong impulse, however vague, towards what is so sweetly called 'higher things,' that impulse had long, long ago died out.

Он был довольно толст и наслаждался превосходным здоровьем.

He was rather stout and enjoyed superb health.

В наш век нельзя не любить людей, мало помышляющих о самих себе, потому что они чрезвычайно редки...

In our day one cannot help liking people who think little about themselves, because they are exceedingly rare...

а мой приятель едва ли не забыл о своей особе.

and my friend had almost forgotten his own personality.

Впрочем, я, кажется, уже слишком много говорю о нем, – и моя болтовня тем более неуместна, что не он служит предметом моего рассказа.

I fancy, though, that I have said too much about him already, and my prolixity is the more uncalled for as he is not the hero of my story.

Его звали Петром Федоровичем Лучиновым.

His name was Piotr Fedorovitch Lutchinov.

В один осенний день съехалось нас человек пять записных охотников у Петра Федоровича. Целое утро мы провели в поле, затравили двух волков и множество зайцев и вернулись домой в том восхитительно приятном расположении духа, которое овладевает всяким порядочным человеком после удачной охоты. Смеркалось.

One autumn day there were five of us, ardent sportsmen, gathered together at Piotr Fedorovitch's. We had spent the whole morning out, had run down a couple of foxes and a number of hares, and had returned home in that supremely agreeable frame of mind which comes over every well-regulated person after a successful day's shooting.

Ветер разыгрывался в темных полях и шумно колебал обнажённые вершины берез и лип, окружавших дом Лучинова.

It grew dusk. The wind was frolicking over the dark fields and noisily swinging the bare tops of the birches and lime-trees round Lutchinov's house.

Мы приехали, слезли с коней...

We reached the house, got off our horses....

на крыльце я остановился и оглянулся:

On the steps I stood still and looked round:

по серому небу тяжко ползли длинные тучи;

long storm-clouds were creeping heavily over the grey sky;

темно-бурый кустарник крутился на ветре и жалобно шумел;

a dark-brown bush was writhing in the wind, and murmuring plaintively;

жёлтая трава бессильно и печально пригибалась к земле;

the yellow grass helplessly and forlornly bowed down to the earth;

стаи дроздов перелётывали по рябинам, осыпанным ярко-пунцовыми гроздьями;

flocks of thrushes were fluttering in the mountain-ashes among the bright, flame-coloured clusters of berries.

в тонких и ломких сучьях берез с свистом попрыгивали синицы;

Among the light brittle twigs of the birch-trees blue-tits hopped whistling.

на деревне сипло лаяли собаки.

In the village there was the hoarse barking of dogs.

Мне стало грустно...

I felt melancholy...

зато я с истинной отрадой вошёл в столовую.

but it was with a genuine sense of comfort that I walked into the dining-room.

Ставни были заперты;

The shutters were closed;

на круглом столе, покрытом скатертью ослепительной белизны, среди хрустальных графинов, наполненных красным вином, горело восемь свечей в серебряных подсвечниках;

on a round table, covered with a tablecloth of dazzling whiteness, amid cut-glass decanters of red wine, there were eight lighted candles in silver candlesticks;

в камине весело пылал огонь – и старый, весьма благообразный дворецкий, с огромной лысиной, одетый по-английски, стоял в почтительной неподвижности перед другим столом, на котором уже красовалась большая суповая чаша, обвитая лёгким и пахучим паром.

a fire glowed cheerfully on the hearth, and an old and very stately-looking butler, with a huge bald head, wearing an English dress, stood before another table on which was pleasingly conspicuous a large soup-tureen, encircled by light savoury-smelling steam.

В сенцах мы прошли мимо другого почтенного человека, занятого морожением шампанского – «по строгим правилам искусства».

In the hall we passed by another venerable man, engaged in icing champagne — 'according to the strictest rules of the art.'

Обед был, как водится в подобных случаях, чрезвычайно приятный;

The dinner was, as is usual in such cases, exceedingly pleasant.

мы хохотали, рассказывали происшествия, случившиеся на охоте, и с восторгом упоминали о двух знаменитых «угонках».

We laughed and talked of the incidents of the day's shooting, and recalled with enthusiasm two glorious 'runs.'

Покушавши довольно плотно, расположились мы в широких креслах около камина;

After dining pretty heartily, we settled comfortably into ample arm-chairs round the fire;

на столе появилась объёмистая серебряная чаша, и через несколько мгновений беглое пламя запылавшего рома возвестило нам о приятном намерении хозяина «сотворить жжёнку».

a huge silver bowl made its appearance on the table, and in a few minutes the white flame of the burning rum announced our host's agreeable intention 'to concoct a punch.'

Петр Федорович был человек не без вкуса;

Piotr Fedoritch was a man of some taste;

он, например, знал, что ничего не действует так убийственно на фантазию, как ровный, холодный и педантический свет ламп, – потому велел оставить в комнате всего две свечи.

he was aware, for instance, that nothing has so fatal an influence on the fancy as the cold, steady, pedantic light of a lamp, and so he gave orders that only two candles should be left in the room.

Странные полутени трепетали по стенам, произведённые прихотливою игрою огня в камине и пламенем жженки...

Strange half-shadows quivered on the walls, thrown by the fanciful play of the fire in the hearth and the flame of the punch...

Тихая, чрезвычайно приятная отрада заменила в наших сердцах несколько буйную весёлость, господствовавшую за обедом.

a soft, exceedingly agreeable sense of soothing comfort replaced in our hearts the somewhat boisterous gaiety that had reigned at dinner.

Разговоры имеют свои судьбы – как книги (по латинской пословице), как всё на свете.

Conversations have their destinies, like books, as the Latin proverb says, like everything in the world.

Наш разговор в этот вечер был как-то особенно разнообразен и жив.

Our conversation that evening was particularly many-sided and lively.

От частностей восходил он к довольно важным общим вопросам, легко и непринуждённо возвращался к ежедневностям жизни...

From details it passed to rather serious general questions, and lightly and casually came back to the daily incidents of life....

Поболтавши довольно много, мы вдруг все замолчали.

After chatting a good deal, we suddenly all sank into silence.

В то время, говорят, пролетает тихий ангел.

At such times they say an angel of peace is flying over.

Не знаю, отчего мои товарищи затихли, но я замолчал оттого, что мои глаза остановились внезапно на трёх запылённых портретах в черных деревянных рамках.

I cannot say why my companions were silent, but I held my tongue because my eyes had suddenly come to rest on three dusty portraits in black wooden frames.

Краски истёрлись и кое-где покоробились, но лица можно было ещё разобрать.

The colours were rubbed and cracked in places, but one could still make out the faces.

На середнем портрете изображена была женщина молодых лет, в белом платье с кружевными каёмками, в высокой причёске восьмидесятых годов.

The portrait in the centre was that of a young woman in a white gown with lace ruffles, her hair done up high, in the style of the eighties of last century.

Направо от нее, на совершенно черном фоне виднелось круглое и толстое лицо доброго русского помещика лет двадцати пяти, с низким и широким лбом, тупым носом и простодушной улыбкой.

On her right, upon a perfectly black background, there stood out the full, round face of a good-natured country gentleman of five-and-twenty, with a broad, low brow, a thick nose, and a good-humoured smile.

Французская напудренная причёска весьма не согласовалась с выражением его славянского лица.

The French powdered coiffure was utterly out of keeping with the expression of his Slavonic face.

Живописец изобразил его в кафтане алого цвета с большими стразовыми пуговицами;

The artist had portrayed him wearing a long loose coat of crimson colour with large paste buttons;

в руке держал он какой-то небывалый цветок.

in his hand he was holding some unlikely-looking flower.

На третьем портрете, писанном другою, более искусною рукою, был представлен человек лет тридцати, в зеленом мундире екатерининского времени, с красными отворотами, в белом камзоле, в тонком батистовом галстухе.

The third portrait, which was the work of some other more skilful hand, represented a man of thirty, in the green uniform, with red facings, of the time of Catherine, in a white shirt, with a fine cambric cravat.

Одной рукой опирался он на трость с золотым набалдашником, другую заложил за камзол.

One hand leaned on a gold-headed cane, the other lay on his shirt front.

Его смуглое, худощавое лицо дышало дерзкою надменностью.

His dark, thinnish face was full of insolent haughtiness.

Тонкие длинные брови почти срастались над чёрными как смоль глазами; на бледных, едва заметных губах играла недобрая улыбка.

The fine long eyebrows almost grew together over the pitch-black eyes, about the thin, scarcely discernible lips played an evil smile.

– Что вы это загляделись на эти лица? –

'Why do you keep staring at those faces?'

спросил меня Петр Федорович.

Piotr Fedoritch asked me.

– Так! –

'Oh, I don't know!'

отвечал я, посмотрев на него.

I answered, looking at him.

– Хотите ли выслушать целый рассказ об этих трёх особах?

'Would you care to hear a whole story about those three persons?'

– Сделайте одолжение, – отвечали мы в один голос.

'Oh, please tell it,' we all responded with one voice.

Петр Федорович встал, взял свечку, поднёс ее к портретам и голосом человека, показывающего диких зверей, «Господа! –

Piotr Fedoritch got up, took a candle, carried it to the portraits, and in the tone of a showman at a wild beast show, 'Gentlemen!'

провозгласил он, – эта дама – приёмыш моего родного прадедушки, Ольга Ивановна NN., прозванная Лучиновой, умершая лет сорок тому назад, в девицах.

he boomed, 'this lady was the adopted child of my great-grandfather, Olga Ivanovna N.N., called Lutchinov, who died forty years ago unmarried.

Этот господин, – показывая на портрет мужчины в мундире, – гвардии сержант, Василий Иванович Лучинов же, скончавшийся волею божиею в тысяща семьсот девяностом году;

This gentleman,' he pointed to the portrait of a man in uniform, 'served as a lieutenant in the Guards, Vassily Ivanovitch Lutchinov, expired by the will of God in the year seventeen hundred and ninety.

а этот господин, с которым я не имею чести состоять в родстве, некто Павел Афанасьевич Рогачев, нигде, сколько мне известно, не служивший.

And this gentleman, to whom I have not the honour of being related, is a certain Pavel Afanasiitch Rogatchov, serving nowhere, as far as I'm aware....

Извольте обратить внимание на дыру, находящуюся у него на груди, на самом месте сердца.

Kindly take note of the hole in his breast, just on the spot where the heart should be.

Эта дыра, как вы видите, правильная, трёхгранная, вероятно, не могла произойти случайно...

That hole, you see, a regular three-sided hole, would be hardly likely to have come there by chance....

Теперь, – продолжал он обыкновенным своим голосом, – извольте усесться, вооружитесь терпением и слушайте».

Now, 'he went on in his usual voice, 'kindly seat yourselves, arm yourselves with patience, and listen.'

– Господа! –

Gentlemen! (

начал он, – я происхожу от довольно старинного рода.

(he began) I come of a rather old family.

Я моим происхождением не горжусь, потому что мои предки были все страшные мотыги.

I am not proud of my descent, seeing that my ancestors were all fearful prodigals.

Впрочем, этот упрёк не относится к моему прадеду, Ивану Андреевичу Лучинову, – напротив:

Though that reproach cannot indeed be made against my great-grandfather, Ivan Andreevitch Lutchinov;

он слыл за человека чрезвычайно бережливого и даже скупого – по крайней мере, в последние годы своей жизни.

on the contrary, he had the character of being excessively careful, even miserly — at any rate, in the latter years of his life.

Он провёл свою молодость в Петербурге и был свидетелем царствования Елизаветы.

He spent his youth in Petersburg, and lived through the reign of Elizabeth.

В Петербурге он женился и прижил с своей женой, а моей прабабушкой, четырёх человек детей – трёх сыновей, Василия, Ивана и Павла (моего родного деда), и одну дочь, Наталью.

In Petersburg he married, and had by his wife, my great-grandmother, four children, three sons, Vassily, Ivan, and Pavel, my grandfather, and one daughter, Natalia.

Сверх того, Иван Андреевич принял к себе в семейство дочь одного отдаленного родственника, круглую безымянную сироту – Ольгу Ивановну, о которой я уже вам говорил.

In addition, Ivan Andreevitch took into his family the daughter of a distant relation, a nameless and destitute orphan — Olga Ivanovna, of whom I spoke just now.

Подданные моего дедушки, вероятно, знали о его существовании, потому что высылали к нему (когда не случалось особого несчастия) весьма незначительный оброк – но никогда в лицо его не видали.

My great-grandfather's serfs were probably aware of his existence, for they used (when nothing particularly unlucky occurred) to send him a trifling rent, but they had never seen his face.

Сельцо Лучиновка, лишенное лицезрения своего господина, процветало, – как вдруг, в одно прекрасное утро, тяжёлая колымага въехала в деревню и остановилась перед избой старосты.

The village of Lutchinovka, deprived of the bodily presence of its lord, was flourishing exceedingly, when all of a sudden one fine morning a cumbrous old family coach drove into the village and stopped before the elder's hut.

Мужики, встревоженные таким небывалым происшествием, сбежались и увидали своего барина, барыню и всех их чад, исключая старшего, Василия, оставшегося в Петербурге.

The peasants, alarmed at such an unheard-of occurrence, ran up and saw their master and mistress and all their young ones, except the eldest, Vassily, who was left behind in Petersburg.

С того достопамятного дня и до самой своей кончины Иван Андреевич не выезжал из Лучиновки.

From that memorable day down to the very day of his death, Ivan Andreevitch never left Lutchinovka.

Он выстроил себе дом, тот самый, в котором я теперь имею удовольствие беседовать с вами;

He built himself a house, the very house in which I have the pleasure of conversing with you at this moment.

построил также церковь и начал жить помещиком.

He built a church too, and began living the life of a country gentleman.

Иван Андреевич был человек огромного роста, худой, молчаливый и весьма медлительный во всех своих движениях;

Ivan Andreevitch was a man of immense height, thin, silent, and very deliberate in all his movements.

никогда не носил халата, и никто, исключая его камердинера, не видал его ненапудренным.

He never wore a dressing-gown, and no one but his valet had ever seen him without powder.

Иван Андреевич обыкновенно ходил, заложа руки за спину, медленно поворачивая голову при каждом шаге.

Ivan Andreevitch usually walked with his hands clasped behind his back, turning his head at each step.

Всякий день прогуливался он по длинной липовой аллее, которую сам собственноручно насадил, – и перед смертью имел удовольствие пользоваться тенью этих лип.

Every day he used to walk in a long avenue of lime-trees, which he had planted with his own hand; and before his death he had the pleasure of enjoying the shade of those trees.

Иван Андреевич был чрезвычайно скуп на слова;

Ivan Andreevitch was exceedingly sparing of his words;

доказательством его молчаливости служит то замечательное обстоятельство, что он в течение двадцати лет не сказал ни одного слова своей супруге, Анне Павловне.

a proof of his taciturnity is to be found in the remarkable fact that in the course of twenty years he had not said a single word to his wife, Anna Pavlovna.

Вообще его отношения к Анне Павловне были весьма странного рода.

His relations with Anna Pavlovna altogether were of a very curious sort.

Она заведовала всем домашним хозяйством, за обедом сидела всегда возле своего мужа – он нещадно наказал бы человека, который осмелился бы сказать ей одно непочтительное слово, – а между тем сам с ней никогда не говорил, не прикасался к ее руке.

She directed the whole management of the household; at dinner she always sat beside her husband — he would mercilessly have chastised any one who had dared to say a disrespectful word to her — and yet he never spoke to her, never touched her hand.

Анна Павловна была робкая, бледная, убитая женщина;

Anna Pavlovna was a pale, broken-spirited woman, completely crushed.

каждый день молилась в церкви на коленях и никогда не улыбалась.

She prayed every day on her knees in church, and she never smiled.

Толковали, что они прежде, то есть до приезда в деревню, жили в большем ладу;

There was a rumour that they had formerly, that is, before they came into the country, lived on very cordial terms with one another.

поговаривали также, что Анна Павловна нарушила свои супружеские обязанности, что муж узнал о ее проступке...

They did say too that Anna Pavlovna had been untrue to her matrimonial vows; that her conduct had come to her husband's knowledge....

Как бы то ни было, но Иван Андреевич, даже умирая, не примирился с ней.

Be that as it may, any way Ivan Andreevitch, even when dying, was not reconciled to her.

Во время последней его болезни она не отлучалась от него;

During his last illness, she never left him;

но он, казалось, ее не замечал.

but he seemed not to notice her.

В одну ночь Анна Павловна сидела в спальне Ивана Андреевича; его мучила бессонница; лампада горела перед образом;

One night, Anna Pavlovna was sitting in Ivan Andreevitch's bedroom — he suffered from sleeplessness — a lamp was burning before the holy picture.

слуга моего дедушки, Юдич, о котором я вам впоследствии скажу два слова, вышел.

My grandfather's servant, Yuditch, of whom I shall have to say a few words later, went out of the room.

Анна Павловна встала, перешла через комнату и, рыдая, бросилась на колени перед постелью мужа, хотела что-то сказать – протянула руки...

Anna Pavlovna got up, crossed the room, and sobbing flung herself on her knees at her husband's bedside, tried to say something — stretched out her hands...

Иван Андреевич посмотрел на нее – и слабым голосом, но твердо закричал: «Человек!»

Ivan Andreevitch looked at her, and in a faint voice, but resolutely, called, 'Boy!'

Слуга вошёл, Анна Павловна поспешно встала и, шатаясь, возвратилась на своё место.

The servant went in; Anna Pavlovna hurriedly rose, and went back, tottering, to her place.

Дети Ивана Андреевича чрезвычайно его боялись.

Ivan Andreevitch's children were exceedingly afraid of him.

Они выросли в деревне и были свидетелями странного обхождения Ивана Андреевича с своей женою.

They grew up in the country, and were witnesses of Ivan Andreevitch's strange treatment of his wife.

Они все страстно любили Анну Павловну, но не смели высказать свою любовь.

They all loved Anna Pavlovna passionately, but did not dare to show their love.

Она сама как будто их чуждалась...

She seemed of herself to hold aloof from them....

Вы помните, господа, моего деда:

You remember my grandfather, gentlemen;

он до самой смерти всегда ходил на цыпочках и говорил шёпотом...

to the day of his death he always walked on tiptoe, and spoke in a whisper...

что значит привычка!

such is the force of habit!

Мой дед и брат его, Иван Иванович, были люди простые, добрые, смирные и грустные;

My grandfather and his brother, Ivan Ivanovitch, were simple, good-hearted people, quiet and depressed.

моя grand’tante 💬 Наталья вышла, как вам известно, замуж за грубого и глупого человека и до смерти питала к нему безмолвную, подобострастную, овечью любовь.

My grand'tante Natalia married, as you are aware, a coarse, dull-witted man, and all her life she cherished an unutterable, slavish, sheep-like passion for him.

Но не таков был брат их Василий.

But their brother Vassily was not of that sort.

Я вам, кажется, сказывал, что Иван Андреевич оставил его в Петербурге.

I believe I said that Ivan Andreevitch had left him in Petersburg.

Ему было тогда лет двенадцать.

He was then twelve.

Отец поручил его попечениям одного отдаленного родственника, человека уже не молодого, холостого, страшного вольтерьянца.

His father confided him to the care of a distant kinsman, a man no longer young, a bachelor, and a terrible Voltairean.

Василий вырос, поступил на службу.

Vassily grew up and went into the army.

Он был не велик ростом, но хорошо сложен и чрезвычайно ловок;

He was not tall, but was well-built and exceedingly elegant;

прекрасно говорил по-французски и славился своим уменьем драться на шпагах.

he spoke French excellently, and was renowned for his skilful swordsmanship.

Его считали одним из блистательных молодых людей начала царствования Екатерины.

He was considered one of the most brilliant young men of the beginning of the reign of Catherine.

Отец мой мне часто говаривал, что он знавал не одну старушку, которая без сердечного умиления вспомнить не могла о Василье Ивановиче Лучинове.

My father used often to tell me that he had known more than one old lady who could not refer to Vassily Ivanovitch Lutchinov without heartfelt emotion.

Вообразите себе человека, одарённого необыкновенной силой воли, страстного и расчётливого, терпеливого и смелого, скрытного до чрезвычайности и – по словам всех его современников – очаровательно, обаятельно любезного.

Picture to yourselves a man endowed with exceptional strength of will, passionate and calculating, persevering and daring, reserved in the extreme, and — according to the testimony of all his contemporaries — fascinatingly, captivatingly attractive.

В нем не было ни совести, ни доброты, ни честности, хотя никто же не мог назвать его положительно злым человеком.

He had no conscience, no heart, no principle, though no one could have called him positively a bad-hearted man.

Он был самолюбив – но умел таить своё самолюбие и страстно любил независимость.

He was vain, but knew how to disguise his vanity, and passionately cherished his independence.

Когда, бывало, Василий Иванович, улыбаясь, ласково прищурит чёрные глаза, когда захочет пленить кого-нибудь, говорят, невозможно ему было противиться – и даже люди, уверенные в сухости и холодности его души, не раз поддавались чарующему могуществу его влияния.

When Vassily Ivanovitch would half close his black eyes, smiling affectionately, when he wanted to fascinate any one, they say it was impossible to resist him; and even people, thoroughly convinced of the coldness and hardness of his heart, were more than once vanquished by the bewitching power of his personal influence.

Он усердно служил самому себе и других заставлял трудиться для своих же выгод, и всегда во всем успевал, потому что никогда не терял головы, не гнушался лести как средства и умел льстить.

He served his own interests devotedly, and made other people, too, work for his advantage; and he was always successful in everything, because he never lost his head, never disdained using flattery as a means, and well understood how to use it.

Лет десять спустя после поселения Ивана Андреевича в деревне приехал он на четыре месяца в Лучиновку блестящим гвардейским офицером – и в течение этого времени успел вскружить голову даже угрюмому старику, отцу своему.

Ten years after Ivan Andreevitch had settled in the country, he came for a four months' visit to Lutchinovka, a brilliant officer of the Guards, and in that time succeeded positively in turning the head of the grim old man, his father.

Странно! Иван Андреевич с наслаждением слушал рассказы своего сына о некоторых его победах.

Strange to say, Ivan Andreevitch listened with enjoyment to his son's stories of some of his conquests..

Братья его немели перед ним и удивлялись ему, как существу высшему.

His brothers were speechless in his presence, and admired him as a being of a higher order.

Да и сама Анна Павловна едва ли не полюбила его более всех других детей, так искренно ей преданных...

And Anna Pavlovna herself became almost fonder of him than any of her other children who were so sincerely devoted to her.

Василий Иванович приехал в деревню, во-первых, для того, чтобы повидаться с родными, но, во-вторых, и для того, чтобы достать как можно более денег от отца.

Vassily Ivanovitch had come down into the country primarily to visit his people, but also with the second object of getting as much money as possible from his father.

Он жил пышно и открыто в Петербурге и наделал множество долгов.

He lived sumptuously in the glare of publicity in Petersburg, and had made a mass of debts.

Нелегко ему было сладить со скупостью родителя, и хоть Иван Андреевич дал ему в один его приезд, вероятно, гораздо более денег, чем всем другим своим сыновьям в продолжение двадцати лет, прожитых ими в родительском доме, но Василий держался известного русского правила: «Брать так брать!»

He had no easy task to get round his father's miserliness, and though Ivan Andreevitch gave him on this one visit probably far more money than he gave all his other children together during twenty years spent under his roof, Vassily followed the well-known Russian rule, 'Get what you can!'

У Ивана Андреевича был слуга, по прозванию Юдич, такой же высокий, худой и молчаливый человек, как сам его барин.

Ivan Andreevitch had a servant called Yuditch, just such another tall, thin, taciturn person as his master.

Говорят, этот Юдич был отчасти причиной странного обращения Ивана Андреевича с Анной Павловной:

They say that this man Yuditch was partly responsible for Ivan Andreevitch's strange behaviour with Anna Pavlovna;

говорят, он открыл преступную связь моей прабабушки с одним из лучших приятелей моего прадеда.

they say he discovered my great-grandmother's guilty intrigue with one of my great-grandfather's dearest friends.

Вероятно, Юдич глубоко раскаялся в своей неуместной ревности, потому что трудно вообразить себе более доброго человека.

Most likely Yuditch deeply regretted his ill-timed jealousy, for it would be difficult to conceive a more kind-hearted man.

Память его до сих пор священна всем моим дворовым людям.

His memory is held in veneration by all my house-serfs to this day.

Юдич пользовался неограниченною доверенностыо моего прадеда.

My great-grandfather put unbounded confidence in Yuditch.

В то время помещики имели деньги, но не отдавали их на сбережение в заёмные учреждения, а сами хранили их в сундуках, в подполицах и т. д. Иван Андреевич держал все свои деньги в большом кованом сундуке, находившемся у него под изголовьем.

In those days landowners used to have money, but did not put it into the keeping of banks, they kept it themselves in chests, under their floors, and so on. Ivan Andreevitch kept all his money in a great wrought-iron coffer, which stood under the head of his bed.

Ключ от этого сундука был отдан Юдичу.

The key of this coffer was intrusted to Yuditch.

Каждый вечер, ложась спать, Иван Андреевич при себе приказывал отпирать этот сундук, постукивал палкой поочерёдно по всем туго набитым мешкам, а по субботам сам с Юдичем развязывал мешки и тщательно пересчитывал деньги.

Every evening as he went to bed Ivan Andreevitch used to bid him open the coffer in his presence, used to tap in turn each of the tightly filled bags with a stick, and every Saturday he would untie the bags with Yuditch, and carefully count over the money.

Василий проведал о всех этих проделках и возгорел желанием потревожить заветный сундучок.

Vassily heard of all these doings, and burned with eagerness to overhaul the sacred coffer.

В течение пяти-шести дней он умягчил Юдича, то есть довёл бедного старика до того, что тот в молодом барине, как говорится, души не чаял.

In the course of five or six days he had softened Yuditch, that is, he had worked on the old man till, as they say, he worshipped the ground his young master trod on.

Подготовив его надлежащим образом, Василий прикинулся озабоченным и мрачным, долго не хотел отвечать на расспросы Юдича и наконец сказал ему, что он проигрался и что наложит на себя руки, если не достанет где-нибудь денег.

Having thus duly prepared him, Vassily put on a careworn and gloomy air, for a long while refused to answer Yuditch's questions, and at last told him that he had lost at play, and should make an end of himself if he could not get money somehow.

Юдич зарыдал, бросился перед ним на колени, просил вспомнить бога, не губить себя.

Yuditch broke into sobs, flung himself on his knees before him, begged him to think of God, not to be his own ruin.

Василий, не говоря ни слова, заперся в своей комнате.

Vassily locked himself in his room without uttering a word.

Через несколько времени услышал он, что кто-то осторожно к нему стучится;

A little while after he heard some one cautiously knocking at his door;

он отпёр дверь и увидел на пороге Юдича, бледного, трепещущего, с ключом в руке.

he opened it, and saw in the doorway Yuditch pale and trembling, with the key in his hand.

Василий тотчас все понял.

Vassily took in the whole position at a glance.

Сперва он долго отказывался.

At first, for a long while, he refused to take it.

Юдич со слезами твердил: «Извольте, барин! возьмите...»

With tears Yuditch repeated, 'Take it, your honour, graciously take it!'...

Василий наконец согласился.

Vassily at last agreed.

Дело было в понедельник.

This took place on Monday.

Василью пришла в голову мысль заменить вынутые деньги битыми черепками.

The idea occurred to Vassily to replace the money taken out with broken bits of crockery.

Он рассчитывал на то, что Иван Андреевич, постукивая по мешкам палкой, не обратит особенного внимания на едва заметное различие звука, а до субботы он надеялся достать и вложить обратно деньги в сундук.

He reckoned on Ivan Andreevitch's tapping the bags with his stick, and not noticing the hardly perceptible difference in the sound, and by Saturday he hoped to obtain and to replace the sum in the coffer. As he planned, so he did.

Придумано – сделано. Отец действительно ничего не заметил.

His father did not, in fact, notice anything.

Но к субботе Василий денег не достал:

But by Saturday Vassily had not procured the money;

он надеялся на взятые деньги обыграть одного богатого соседа – и, напротив, сам все проиграл.

he had hoped to win the sum from a rich neighbour at cards, and instead of that, he lost it all.

Между тем настала суббота;

Meantime, Saturday had come;

дошла очередь и до мешков, набитых черепками.

it came at last to the turn of the bags filled with broken crocks.

Представьте себе, господа, удивление и негодование Ивана Андреевича!

Picture, gentlemen, the amazement of Ivan Andreevitch!

– Это что значит? –

'What does this mean?'

загремел он.

he thundered.

Юдич молчал.

Yuditch was silent.

– Ты украл эти деньги?

'You stole the money?'

– Никак нет-с.

'No, sir.'

– Так кто-нибудь ключ у тебя брал?

'Then some one took the key from you?'

– Я никому не отдавал ключа.

'I didn't give the key to any one.'

– Никому?

'Not to any one?

А когда никому – так ты вор.

Well then, you are the thief.

Сознавайся!

Confess!'

– Я не вор, Иван Андреевич.

'I am not a thief, Ivan Andreevitch.'

– Откуда ж взялись эти черепки, черт возьми!

'Where the devil did these potsherds come from then?

Так-то ты меня обманываешь?

So you're deceiving me!

В последний раз говорю тебе – сознавайся!

For the last time I tell you — confess!'

Юдич потупил голову и сложил руки за спиной.

Yuditch bowed his head and folded his hands behind his back.

– Эй, люди! –

'Hi, lads!'

закричал Иван Андреевич исступленным голосом. –

shrieked Ivan Andreevitch in a voice of frenzy. '

'A stick!'

'What, beat...

me?'

murmured Yuditch.

'Yes, indeed!

да чем ты лучше других?

Are you any better than the rest?

Ты вор!

You are a thief!

Ну, Юдич!

O Yuditch!

не ожидал я от тебя такого мошенничества!

I never expected such dishonesty of you!'

– Я поседел на вашей службе, Иван Андреевич, – проговорил с усилием Юдич.

'I have grown grey in your service, Ivan Andreevitch,' Yuditch articulated with effort.

– А мне что за дело до твоих седых волос?

'What have I to do with your grey hairs?

Черт бы тебя побрал с твоей службой!

Damn you and your service!'

Люди вошли.

The servants came in.

– Возьмите-ка его, да хорошенько!

'Take him, do, and give it him thoroughly.'

У Ивана Андреевича побледнели и затряслись губы.

Ivan Andreevitch's lips were white and twitching.

Он ходил по комнате, как дикий зверь в тесной клетке.

He walked up and down the room like a wild beast in a small cage.

Люди не смели исполнить его приказания.

The servants did not dare to carry out his orders.

– Что же вы стоите, хамовы дети?

'Why are you standing still, children of Ham?

Иль мне самому за него приняться, что ли?

Am I to undertake him myself, eh?'

Юдич пошёл было к двери...

Yuditch was moving towards the door....

– Стойте! –

'Stay!'

закричал Иван Андреевич. –

screamed Ivan Andreevitch. '

Юдич, в последний раз говорю тебе, прошу тебя, Юдич, сознайся.

'Yuditch, for the last time I tell you, I beg you, Yuditch, confess!'

– Не могу! –

'I can't!'

простонал Юдич.

moaned Yuditch.

– Так берите же его, старого подлипалу!..

'Then take him, the sly old fox!

Насмерть его!

Flog him to death!

В мою голову! –

His blood be on my head!'

загремел бешеный старик.

thundered the infuriated old man.

Истязание началось...

The flogging began....

Дверь вдруг растворилась, и вошёл Василий.

The door suddenly opened, and Vassily came in.

Он был едва ли ещё не бледнее отца, руки его дрожали, верхняя губа приподнялась и обнажила ряд белых и ровных зубов.

He was almost paler than his father, his hands were shaking, his upper lip was lifted, and laid bare a row of even, white teeth.

– Я виноват, – сказал он глухим, но твёрдым голосом. –

'I am to blame,' he said in a thick but resolute voice. '

Я взял эти деньги.

'I took the money.'

Люди остановились.

The servants stopped.

'You!

what?

you, Vaska!

without Yuditch's consent?'

– Нет! –

'No!'

сказал Юдич, – с моего согласия.

said Yuditch, 'with my consent.

Я сам отдал ключ Василью Ивановичу.

I gave Vassily Ivanovitch the key of my own accord.

Батюшка, Василий Иванович!

Your honour, Vassily Ivanovitch!

зачем вы изволили беспокоиться?

why does your honour trouble?'

– Так вот кто вор! –

'So this is the thief!'

закричал Иван Андреевич. –

shrieked Ivan Andreevitch. '

Спасибо, Василий, спасибо!

'Thanks, Vassily, thanks!

А тебя, Юдич, я все-таки не помилую.

But, Yuditch, I'm not going to forgive you anyway.

Зачем ты мне тотчас же во всем не сознался?

Why didn't you tell me all about it directly?

Эй, вы!

Hey, you there!

что вы стали?

why are you standing still?

или уже и вы моей власти не признаете?

do you too resist my authority?

А с тобой я справлюсь, голубчик! –

Ah, I'll settle things with you, my pretty gentleman!'

прибавил он, обращаясь к Василью.

he added, turning to Vassily.

Люди опять было взялись за Юдича.

The servants were again laying hands on Yuditch....

– Не трогайте его! –

'Don't touch him!'

прошептал Василий сквозь зубы.

murmured Vassily through his teeth.

Слуги его не послушались. –

The men did not heed him. '

Назад! –

'Back!'

закричал он и бросился на них...

he shrieked and rushed upon them....

Они отшатнулись.

They stepped back.

– А!

'Ah!

бунтовать! –

mutiny!'

простонал Иван Андреевич и, подняв палку, пошёл на сына.

moaned Ivan Andreevitch, and, raising his stick, he approached his son.

Василий отскочил, схватился за рукоять шпаги и обнажил ее до половины.

Vassily leaped back, snatched at the handle of his sword, and bared it to half its length.

Все затрепетали.

Every one was trembling.

Анна Павловна, привлечённая шумом, испуганная, бледная, показалась в дверях.

Anna Pavlovna, attracted by the noise, showed herself at the door, pale and scared.

Страшно изменилось лицо Ивана Андреевича.

A terrible change passed over the face of Ivan Andreevitch.

Он зашатался, уронил палку и тяжко опустился на кресло, закрыв лицо обеими руками.

He tottered, dropped the stick, and sank heavily into an arm-chair, hiding his face in both hands.

Никто не шевелился, все стояли как вкопанные, не исключая и Василья.

No one stirred, all stood rooted to the spot, Vassily like the rest.

Судорожно стискивал он стальную рукоять шпаги, глаза его сверкали унылым, злобным блеском...

He clutched the steel sword-handle convulsively, and his eyes glittered with a weary, evil light....

– Подите все...

'Go, all of you...

все вон, – проговорил тихим голосом Иван Андреевич, не отнимая рук от лица.

all, out,' Ivan Andreevitch brought out in a low voice, not taking his hands from his face.

Вся толпа вышла.

The whole crowd went out.

Василий остановился на пороге, потом вдруг тряхнул головой, обнял Юдича, поцеловал руку матери...

Vassily stood still in the doorway, then suddenly tossed his head, embraced Yuditch, kissed his mother's hand...

и через два часа его уже не было в деревне.

and two hours later he had left the place.

Он уехал в Петербург.

He went back to Petersburg.

Вечером того же дня Юдич сидел на крылечке дворовой избы.

In the evening of the same day Yuditch was sitting on the steps of the house serfs' hut.

Люди окружали его, сожалели о нем и горько упрекали барина.

The servants were all round him, sympathising with him and bitterly reproaching their young master.

– Полноте, дети, – сказал он им наконец, – полноте...

'That's enough, lads,' he said to them at last, 'give over...

что вы его браните?

why do you abuse him?

он и сам, чай, батюшка наш, своей удали не рад...

He himself, the young master, I dare say is not very happy at his audacity....'

Вследствие этого происшествия Василий уже более не видался с своим родителем.

In consequence of this incident, Vassily never saw his father again.

Иван Андреевич умер без него, и умер, вероятно, с такой тоской на сердце, какую не дай бог испытать кому-либо из нас.

Ivan Andreevitch died without him, and died probably with such a load of sorrow on his heart as God grant none of us may ever know.

Василий Иванович между тем выезжал, веселился по-своему и сорил деньгами.

Vassily Ivanovitch, meanwhile, went into the world, enjoyed himself in his own way, and squandered money recklessly.

Как он добывал эти деньги, не могу наверное сказать.

How he got hold of the money, I cannot tell for certain.

Достал он себе слугу-француза, ловкого и смышлёного малого, некоего Бурсье.

He had obtained a French servant, a very smart and intelligent fellow, Bourcier, by name.

Этот человек страстно к нему привязался и помогал ему во всех его многочисленных проделках.

This man was passionately attached to him and aided him in all his numerous manoeuvres.

Я не намерен рассказывать вам в подробности все проказы моего grand’oncle 💬;

I do not intend to relate in detail all the exploits of my grand-uncle;

он отличался такой неограниченной смелостью, такой змеиной изворотливостью, таким непостижимым хладнокровием, таким ловким и тонким умом, что, признаюсь, я понимаю неограниченную власть этого безнравственного человека над самыми благородными душами...

he was possessed of such unbounded daring, such serpent-like resource, such inconceivable wiliness, such a fine and ready wit, that I must own I can understand the complete sway that unprincipled person exercised even over the noblest natures.

Вскоре после смерти отца Василий Иванович, несмотря на свою изворотливость, был вызван на дуэль одним оскорблённым мужем.

Soon after his father's death, in spite of his wiliness, Vassily Ivanovitch was challenged by an injured husband.

Он дрался, тяжело ранил своего соперника и принуждён был выехать из столицы;

He fought a duel, seriously wounded his opponent, and was forced to leave the capital;

ему приказали безвыездно жить в своём поместье.

he was banished to his estate, and forbidden to leave it.

Василию Ивановичу было тридцать лет.

Vassily Ivanovitch was thirty years old.

Вы легко можете себе представить, господа, с какими чувствами этот человек, привыкший к столичной, блестящей жизни, ехал на родину.

You may easily imagine, gentlemen, with what feelings he left the brilliant life in the capital that he was used to, and came into the country.

Говорят, он на дороге часто выходил из кибитки, бросался лицом в снег и плакал.

They say that he got out of the hooded cart several times on the road, flung himself face downwards in the snow and cried.

Никто в Лучиновке не узнавал прежнего весёлого, любезного Василия Ивановича.

No one in Lutchinovka would have known him as the gay and charming Vassily Ivanovitch they had seen before.

Он ни с кем не говорил, с утра до вечера ездил на охоту, с видимым нетерпением сносил робкие ласки своей матери и безжалостно насмехался над братьями, над их жёнами (они уже оба успели жениться)...

He did not talk to any one; went out shooting from morning to night; endured his mother's timid caresses with undisguised impatience, and was merciless in his ridicule of his brothers, and of their wives (they were both married by that time)....

Я вам до сих пор, кажется, ничего не сказал об Ольге Ивановне.

I have not so far, I think, told you anything about Olga Ivanovna.

Грудным ребёнком привезли ее в Лучиновку;

She had been brought as a tiny baby to Lutchinovka;

она чуть-чуть не умерла на дороге.

she all but died on the road.

Ольга Ивановна была воспитана, как говорится, в страхе божием и родительском...

Olga Ivanovna was brought up, as they say, in the fear of God and her betters.

надобно сознаться, что Иван Андреевич и Анна Павловна – оба обращались с ней, как с дочерью.

It must be admitted that Ivan Andreevitch and Anna Pavlovna both treated her as a daughter.

Но в ней таилась слабая искра того огня, который так ярко пылал в душе Василья Ивановича.

But there lay hid in her soul a faint spark of that fire which burned so fiercely in Vassily Ivanovitch.

Между тем как настоящие дети Ивана Андреевича не дерзали помышлять о причинах странного, безмолвного раздора между их родителями, – Ольгу с ранних лет тревожило и мучило положение Анны Павловны.

While Ivan Andreevitch's own children did not dare even to wonder about the cause of the strange, dumb feud between their parents, Olga was from her earliest years disturbed and tormented by Anna Pavlovna's position.

Подобно Василью, она любила независимость;

Like Vassily, she loved independence;

всякое притеснение ее возмущало.

any restriction fretted her.

Она всеми силами души привязалась к своей благодетельнице;

She was devoted with her whole soul to her benefactress;

старика Лучинова она ненавидела и не раз, сидя за столом, устремляла на него такие мрачные взгляды, что даже человеку, подававшему кушанье, становилось жутко.

old Lutchinov she detested, and more than once, sitting at table, she shot such black looks at him, that even the servant handing the dishes felt uncomfortable.

Иван Андреевич не замечал всех этих взглядов, потому что вообще не обращал никакого внимания на своё семейство.

Ivan Andreevitch never noticed these glances, for he never took the slightest notice of his family.

Сперва Анна Павловна старалась истребить в ней эту ненависть, но некоторые смелые вопросы Ольги заставили ее замолчать совершенно.

At first Anna Pavlovna had tried to eradicate this hatred, but some bold questions of Olga's forced her to complete silence.

Дети Ивана Андреевича обожали Ольгу, и старуха ее любила тоже, хотя довольно холодной любовью.

The children of Ivan Andreevitch adored Olga, and the old lady too was fond of her, but not with a very ardent affection.

Продолжительное горе подавило в этой бедной женщине всякую весёлость, всякое сильное чувство;

Long continued grieving had crushed all cheerfulness and every strong feeling in that poor woman;

ничего так ясно не доказывает очаровательной любезности Василья, как то, что он даже мать свою заставил горячо полюбить себя.

nothing is so clear a proof of Vassily's captivating charm as that he had made even his mother love him passionately.

Излияния детской нежности не были в духе того времени, а потому не удивительно, что Ольга не смела обнаруживать свою приверженность, хотя всегда с особенной почтительностью целовала руку Анны Павловны вечером, при прощании. Читать и писать она едва умела.

Demonstrations of tenderness on the part of children were not in the spirit of the age, and so it is not to be wondered at that Olga did not dare to express her devotion, though she always kissed Anna Pavlovna's hand with special reverence, when she said good-night to her.

Двадцать лет спустя русские девицы начали почитывать романы вроде Похождений маркиза Глаголя, Фанфана и Лолоты, Алексея, или Хижины в лесу;

Twenty years later, Russian girls began to read romances of the class of The Adventures of Marquis Glagol, Fanfan and Lolotta, Alexey or the Cottage in the Forest ;

начали учиться на клавикордах и петь песни вроде следующей, некогда весьма известной:

they began to play the clavichord and to sing songs in the style of the once very well-known:

Мужчины на свете

'Men like butterflies in sunshine

Как мухи к нам льнут – и т. д.,

Flutter round us opening blossoms,' etc.

но в семидесятых годах (Ольга Ивановна родилась в 1757 году) наши деревенские красавицы не имели понятия обо всех этих усовершенствованиях.

But in the seventies of last century (Olga Ivanovna was born in 1757) our country beauties had no notion of such accomplishments.

Трудно нам теперь себе представить русскую барышню того века;

It is difficult for us now to form a clear conception of the Russian miss of those days.

правда, мы можем, по нашим бабушкам, судить о степени образованности дворянок времён Екатерины;

We can indeed judge from our grandmothers of the degree of culture of girls of noble family in the time of Catherine;

но как прикажете отличить то, что постепенно к ним привилось в течение их долгой жизни, от того, чем они были во дни молодости?

but how is one to distinguish what they had gradually gained in the course of their long lives from what they were in the days of their youth?

Ольга Ивановна несколько говорила по-французски – но с сильным русским произношением:

Olga Ivanovna spoke French a little, but with a strong Russian accent:

в ее время об эмигрантах не было ещё и помина.

in her day there was as yet no talk of French emigrants.

Словом, при всех ее хороших качествах, она все-таки была порядочным дичком – и, пожалуй, в простоте сердца своего из собственных рук не раз наказывала какую-нибудь злополучную горничную...

In fact, with all her fine qualities, she was still pretty much of a savage, and I dare say in the simplicity of her heart, she had more than once chastised some luckless servant girl with her own hands....

За несколько времени до приезда Василия Ивановича Ольгу Ивановну сговорили за соседа – Павла Афанасьевича Рогачева, добрейшего и честнейшего человека.

Some time before Vassily Ivanovitch's arrival, Olga Ivanovna had been betrothed to a neighbour, Pavel Afanasievitch Rogatchov, a very good-natured and straightforward fellow.

Природа позабыла наделить его желчью.

Nature had forgotten to put any spice of ill-temper into his composition.

Собственные люди не слушались его, уходили иногда все, от первого до последнего, и оставляли бедного Рогачева без обеда...

His own serfs did not obey him, and would sometimes all go off, down to the least of them, and leave poor Rogatchov without any dinner...

но ничто не могло возмутить тишину его души.

but nothing could trouble the peace of his soul.

Он с детских лет отличался толстотою и неповоротливостию, нигде не служил, любил ходить в церковь и петь на клиросе.

From his childhood he had been stout and indolent, had never been in the government service, and was fond of going to church and singing in the choir.

Посмотрите, господа, на это доброе, круглое лицо;

Look, gentlemen, at this round, good-natured face;

вглядитесь в эту тихую, светлую улыбку...

glance at this mild, beaming smile...

не правда ли, вам самим становится отрадно?

don't you really feel it reassuring, yourselves?

Отец его в кои-то веки езжал в Лучиновку и по праздникам привозил с собой Павлушу, которого маленькие Лучиновы всячески терзали.

His father used at long intervals to drive over to Lutchinovka, and on holidays used to bring with him his Pavlusha, whom the little Lutchinovs teased in every possible way.

Павлуша вырос, начал сам ездить к Ивану Андреевичу, влюбился в Ольгу Ивановну и предложил ей руку и сердце – не лично ей, а ее благодетелям.

Pavlusha grew up, began driving over to call on Ivan Andreevitch on his own account, fell in love with Olga Ivanovna, and offered her his hand and heart — not to her personally, but to her benefactors.

Благодетели согласились.

Her benefactors gave their consent.

У Ольги Ивановны даже не подумали спросить: нравится ли ей Рогачев?

They never even thought of asking Olga Ivanovna whether she liked Rogatchov.

В то время, по словам моей бабушки, «таких роскошей не водилось».

In those days, in the words of my grandmother, 'such refinements were not the thing.'

Впрочем, Ольга скоро привыкла к своему жениху;

Olga soon got used to her betrothed, however;

нельзя было не привязаться к этому кроткому, снисходительному созданию.

it was impossible not to feel fond of such a gentle and amiable creature.

Воспитания Рогачев не получил никакого;

Rogatchov had received no education whatever;

по-французски умел только сказать: «бонжур» – и втайне почитал даже это слово неприличным.

his French consisted of the one word bonjour , and he secretly considered even that word improper.

Да ещё какой-то шутник выучил его следующей, будто бы французской песне:

But some jocose person had taught him the following lines, as a French song: '

«Сонечка, Сонечка!

'Sonitchka, Sonitchka!

Ке вуле ву де муа – я вас обожаю – ме же не пё па...»

Ke-voole-voo-de-mwa — I adore you — me-je-ne-pyoo-pa....'

Эту песенку он всегда напевал вполголоса, когда чувствовал себя в духе.

This supposed song he always used to hum to himself when he felt in good spirits.

Отец его был тоже человек доброты неописанной; вечно ходил в длинном нанковом сюртуке и, что бы ему ни говорили, – на все с улыбкой поддакивал.

His father was also a man of incredible good-nature, always wore a long nankin coat, and whatever was said to him he responded with a smile.

Со времени помолвки Павла Афанасьевича оба Рогачевы – отец и сын – хлопотали страшно;

From the time of Pavel Afanasievitch's betrothal, both the Rogatchovs, father and son, had been tremendously busy.

переделывали свой дом, пристроивали разные «галдареи», дружелюбно разговаривали с работниками, потчевали их водкою.

They had been having their house entirely transformed adding various 'galleries,' talking in a friendly way with the workmen, encouraging them with drinks.

К зиме не успели окончить все постройки – отложили свадьбу до лета;

They had not yet completed all these additions by the winter; they put off the wedding till the summer.

летом умер Иван Андреевич – отложили свадьбу до будущей весны;

In the summer Ivan Andreevitch died; the wedding was deferred till the following spring.

зимой приехал Василий Иванович.

In the winter Vassily Ivanovitch arrived.

Ему представили Рогачева;

Rogatchov was presented to him;

он принял его холодно и небрежно и в последствии времени до того запугал его своим надменным обхождением, что бедный Рогачев трепетал как лист при одном его появлении, молчал и принужденно улыбался.

he received him coldly and contemptuously, and as time went on, he, so alarmed him by his haughty behaviour that poor Rogatchov trembled like a leaf at the very sight of him, was tongue-tied and smiled nervously.

Василий раз чуть-чуть не уходил его совершенно, предложив ему пари, что он, Рогачев, не в состоянии перестать улыбаться.

Vassily once almost annihilated him altogether — by making him a bet, that he, Rogatchov, was not able to stop smiling.

Бедный Павел Афанасьевич едва не заплакал от замешательства, но – действительно! –

Poor Pavel Afanasievitch almost cried with, embarrassment, but — actually!--

улыбка, глупейшая, напряженная улыбка не хотела сойти с его вспотевшего лица!

!--a smile, a stupid, nervous smile refused to leave his perspiring face!

А Василий медленно поигрывал концами своего шейного платка и поглядывал на него уж чересчур презрительно.

Vassily toyed deliberately with the ends of his neckerchief, and looked at him with supreme contempt.

Отец Павла Афанасьевича узнал также о прибытии Василия и спустя несколько дней – для «большей важности» – отправился в Лучиновку с намерением «поздравить любезного гостя с прибытием в родные палестины».

Pavel Afanasievitch's father heard too of Vassily's presence, and after an interval of a few days — 'for the sake of greater formality'--he sallied off to Lutchinovka with the object of 'felicitating our honoured guest on his advent to the halls of his ancestors.'

Афанасий Лукич славился во всем околотке своим красноречием, то есть уменьем, не запинаясь, произнести довольно длинную и хитро сплетённую речь, с лёгкой примесью книжных словечек.

Afanasey Lukitch was famed all over the countryside for his eloquence — that is to say, for his capacity for enunciating without faltering a rather long and complicated speech, with a sprinkling of bookish phrases in it.

Увы!

Alas!

на этот раз он не поддержал своей славы:

on this occasion he did not sustain his reputation;

смутился гораздо более сына своего, Павла Афанасьевича;

he was even more disconcerted than his son, Pavel Afanasievitch;

пробормотал что-то весьма невнятное и хотя отроду не пивал водки, но тут «для контенансу»💬, выпив рюмочку (он застал Василия за завтраком), хотел было по крайней мере крякнуть с некоторою самостоятельностью – и не произвёл ни малейшего звука.

he mumbled something quite inarticulate, and though he had never been used to taking vodka, he at once drained a glass 'to carry things off'--he found Vassily at lunch,--tried at least to clear his throat with some dignity, and did not succeed in making the slightest sound.

Уезжая домой, Павел Афанасьевич шепнул своему родителю: «Что-с, батюшка?»

On their way home, Pavel Afanasievitch whispered to his parent, 'Well, father?'

Афанасий Лукич с досадой отвечал ему, также шёпотом: «И не говори!»

Afanasey Lukitch responded angrily also in a whisper, 'Don't speak of it!'

Рогачевы начали реже ездить в Лучиновку.

The Rogatchovs began to be less frequent visitors at Lutchinovka.

Впрочем, Василий застращал не их одних;

Though indeed they were not the only people intimidated by Vassily;

в братьях своих, в их жёнах, даже в самой Анне Павловне возбуждал он тоскливую, невольную неловкость...

he awakened in his own brothers, in their wives, in Anna Pavlovna herself, an instinctive feeling of uneasiness and discomfort...

они стали всячески избегать его;

they tried to avoid him in every way they could.

Василий не мог этого не заметить, но, по-видимому, не имел намеренья переменить своё обращение с ними, как вдруг в начале весны он явился опять тем любезным, милым человеком, каким его прежде знали...

Vassily must have noticed this, but apparently had no intention of altering his behaviour to them. Suddenly, at the beginning of the spring, he became once more the charming, attractive person they had known of old...

Первым проявлением этой внезапной перемены был неожиданный приезд Василия к Рогачевым.

The first symptom of this sudden transformation was Vassily's unexpected visit to the Rogatchovs.

Афанасий Лукич в особенности порядком струсил при виде коляски Лучинова, но испуг его исчез весьма скоро.

Afanasey Lukitch, in particular, was fairly disconcerted at the sight of Lutchinov's carriage, but his dismay very quickly vanished.

Никогда Василий не был любезнее и веселее.

Never had Vassily been more courteous and delightful.

Он взял молодого Рогачева под руку, пошёл с ним осматривать постройки, толковал с плотниками, давал им советы, делал сам нарубки топором, велел себе показать заводских лошадей Афанасья Лукича, сам гонял их на корде – и вообще своей радушной любезностью довёл добрых степняков до того, что они оба неоднократно его обняли.

He took young Rogatchov by the arm, went with him to look at the new buildings, talked to the carpenters, made some suggestions, with his own hands chopped a few chips off with the axe, asked to be shown Afanasey Lukitch's stud horses, himself trotted them out on a halter, and altogether so affected the good-hearted children of the steppes by his gracious affability that they both embraced him more than once.

Дома Василий тоже в несколько дней по-прежнему вскружил всем головы:

At home, too, Vassily managed, in the course of a few days, to turn every one's head just as before.

затеял разные смешные игры, достал музыкантов, на́звал соседей и соседок, рассказывал старушкам самым потешным образом городские сплетни, слегка волочился за молодыми, придумывал небывалые увеселения, фейерверки и т. д., словом, оживил всё и всех.

He contrived all sorts of laughable games, got hold of musicians, invited the ladies and gentlemen of the neighbourhood, told the old ladies the scandals of the town in the most amusing way, flirted a little with the young ones, invented unheard-of diversions, fireworks and such things, in short, he put life into every thing and every one.

Печальный, мрачный дом Лучиновых превратился вдруг в какое-то шумное, блестящее, очарованное жилище, о котором заговорил весь околоток.

The melancholy, gloomy house of the Lutchinovs was suddenly converted into a noisy, brilliant, enchanted palace of which the whole countryside was talking.

Эта внезапная перемена удивила многих, всех обрадовала;

This sudden transformation surprised many and delighted all.

начали носиться разные слухи;

All sorts of rumours began to be whispered about.

знающие люди говорили, что Василья Ивановича до тех пор сокрушала какая-то скрытая забота, что ему представилась возможность возвратиться в столицу...

Sagacious persons opined that Vassily Ivanovitch had till then been crushed under the weight of some secret trouble, that he saw chances of returning to the capital...

но до истинной причины перерождения Василья Ивановича не добрался никто.

but the true cause of Vassily Ivanovitch's metamorphosis was guessed by no one.

Ольга Ивановна, господа, была очень недурна собой.

Olga Ivanovna, gentlemen, was rather pretty;

Впрочем, ее красота состояла более в необыкновенной нежности и свежести тела, в спокойной прелести движений, чем в строгой правильности очертаний.

though her beauty consisted rather in the extraordinary softness and freshness of her shape, in the quiet grace of her movements than in the strict regularity of her features.

Природа одарила ее некоторой самобытностью;

Nature had bestowed on her a certain independence;

ее воспитанье – она выросла сиротой – развило в ней осторожность и твёрдость.

her bringing up — she had grown up without father or mother — had developed in her reserve and determination.

Ольга не принадлежала к числу тихих и вялых барышень;

Olga did not belong to the class of quiet and tame-spirited young ladies;

но одно лишь чувство в ней созрело вполне: ненависть к благодетелю.

but only one feeling had reached its full possibilities in her as yet — hatred for her benefactor.

Впрочем, и другие, более женские страсти могли вспыхнуть в душе Ольги Ивановны с необычайной, болезненной силой...

Other more feminine passions might indeed flare up in Olga Ivanovna's heart with abnormal and painful violence...

но в ней не было ни того гордого холода, ни той сжатой крепости души, ни той самолюбивой сосредоточенности, без которых всякая страсть исчезает весьма быстро.

but she had not the cold pride, nor the intense strength of will, nor the self-centred egoism, without which any passion passes quickly away.

Первые порывы таких полудеятельных, полустрадательных душ бывают иногда необыкновенно стремительны;

The first rush of feeling in such half-active, half-passive natures is sometimes extremely violent;

но они изменяют самим себе весьма скоро, особенно когда дело дойдёт до безжалостного применения принятых правил;

but they give way very quickly, especially when it is a question of relentless conformity with accepted principles;

они боятся последовательности...

they are afraid of consequences....

И между тем, господа, признаюсь вам откровенно: на меня женщины такого рода производят сильнейшее впечатление... (

And yet, gentlemen, I will frankly confess, women of that sort always make the strongest impression on me..... (

(При этих словах рассказчик опорожнил стакан воды.

(At these words the speaker drank a glass of water.

«Пустяки, пустяки! –

Rubbish! rubbish!

подумал я, глядя на его круглый подбородок, – на тебя, любезный друг, ничто в свете не производит „сильнейшего впечатления

thought I, looking at his round chin; nothing in the world makes a strong impression on you, my dear fellow!)

Петр Федорович продолжал:

Piotr Fedoritch resumed:

– Господа, я верю в кровь, в породу.

Gentlemen, I believe in blood, in race.

В Ольге Ивановне было более крови, чем, например, в наречённой ее сестрице – Наталье.

Olga Ivanovna had more blood than, for instance, her foster sister, Natalia.

В чем же проявлялась эта «кровь», спросите вы меня?

How did this blood show itself, do you ask?

Да во всем:

Why, in everything;

в очерках рук, губ, в звуке голоса, во взгляде, в походке, в причёске, – в складках платья, наконец.

in the lines of her hands, in her lips, in the sound of her voice, in her glance, in her carriage, in her hair, in the very folds of her gown.

Во всех этих безделках таилось что-то особенное, хотя я должен признаться, что та... как бы выразиться?..

In all these trifles there lay hid something special, though I am bound to admit that the — how can one express it?--

та distinction 💬, которая доставалась на долю Ольге Ивановне, не привлекла бы внимания Василья, если б он встретился с нею в Петербурге.

la distinction , which had fallen to Olga Pavlovna's share would not have attracted Vassily's notice had he met her in Petersburg.

В деревне же, в глуши, она не только возбудила его вниманье, но и даже вообще была единственной причиной той перемены, о которой я говорил выше.

But in the country, in the wilds, she not only caught his attention, she was positively the sole cause of the transformation of which I have just been speaking.

Судите сами:

Consider the position.

Василий Иванович любил наслаждаться жизнью;

Vassily Ivanovitch liked to enjoy life;

он не мог не скучать в деревне;

he could not but be bored in the country;

братья его были добрые ребята, но весьма ограниченные люди:

his brothers were good-natured fellows, but extremely limited people:

он ничего не имел с ними общего;

he had nothing in common with them.

сестра его Наталья в течение трёх лет прижила с своим супругом четырёх человек детей:

His sister, Natalia, with the assistance of her husband, had brought into the world in the course of three years no less than four babies;

между ней и Васильем была целая бездна...

between her and Vassily was a perfect gulf....

Анна Павловна ходила в церковь, молилась, постилась и готовилась к смерти.

Anna Pavlovna went to church, prayed, fasted, and was preparing herself for death.

Оставалась одна Ольга, свежая, робкая, миленькая девочка...

There remained only Olga — a fresh, shy, pretty girl....

Василий ее сперва не заметил...

Vassily did not notice her at first...

да и кто обращает вниманье на воспитанницу, на сироту, на приёмыша?..

indeed, who does notice a dependant, an orphan girl kept from charity in the house?...

Однажды, в самом начале весны, шел он по саду и тросточкой сбивал головки цикорий, этих глупеньких жёлтых цветков, которые в таком множестве первые появляются на едва зеленеющих лугах.

One day, at the very beginning of spring, Vassily was walking about the garden, and with his cane slashing off the heads of the dandelions, those stupid yellow flowers, which come out first in such numbers in the meadows, as soon as they begin to grow green.

Он гулял по саду, перед домом, поднял голову – и увидал Ольгу Ивановну.

He was walking in the garden in front of the house; he lifted his head, and caught sight of Olga Ivanovna.

Она сидела боком у окна и задумчиво гладила полосатого котёнка, который, мурлыча и жмурясь, угнездился на ее коленях и с большим удовольствием подставлял свой носик весеннему, уже довольно яркому солнцу.

She was sitting sideways at the window, dreamily stroking a tabby kitten, who, purring and blinking, nestled on her lap, and with great satisfaction held up her little nose into the rather hot spring sunshine.

На Ольге Ивановне было белое утреннее платье с короткими рукавами;

Olga Ivanovna was wearing a white morning gown, with short sleeves;

ее голые, бледно-розовые, не вполне развитые плечи и руки дышали свежестью и здоровьем;

her bare, pale-pink, girlish shoulders and arms were a picture of freshness and health.

небольшой чепчик осторожно сжимал ее густые, мягкие, шелковистые локоны;

A little red cap discreetly restrained her thick, soft, silky curls.

лицо слегка пылало:

Her face was a little flushed;

она недавно проснулась.

she was only just awake.

Ее тонкая и гибкая шея так мило подавалась вперёд;

Her slender, flexible neck bent forward so charmingly;

так пленительно небрежно, так стыдливо отдыхал ее незатянутый стан, что Василий Иванович (большой знаток!)

there was such seductive negligence, such modesty in the restful pose of her figure, free from corsets, that Vassily Ivanovitch (a great connoisseur!)

невольно остановился и загляделся.

halted involuntarily and peeped in.

Ему вдруг пришло в голову, что не следует оставлять Ольгу Ивановну в ее первобытном невежестве;

It suddenly occurred to him that Olga Ivanovna ought not to be left in her primitive ignorance;

что из нее может со временем выйти премилая и прелюбезная женщина.

that she might with time be turned into a very sweet and charming woman.

Он подкрался к окну, поднялся на цыпочки и на белой и гладкой руке Ольги Ивановны, немного пониже локтя, напечатлел безмолвный поцелуй.

He stole up to the window, stretched up on tiptoe, and imprinted a silent kiss on Olga Ivanovna's smooth, white arm, a little below the elbow.

Ольга вскрикнула и вскочила, котёнок поднял хвост и прыгнул в сад, Василий Иванович с улыбкой удержал ее за руку...

Olga shrieked and jumped up, the kitten put its tail in the air and leaped into the garden. Vassily Ivanovitch with a smile kept her by the arm....

Ольга покраснела вся до ушей;

Olga flushed all over, to her ears;

он начал шутить над ее испугом...

he began to rally her on her alarm...

звал ее гулять с собой;

invited her to come a walk with him.

но вдруг Ольга Ивановна заметила небрежность своего наряда – и «быстрее быстрой лани» улизнула в другую комнату.

But Olga Ivanovna became suddenly conscious of the negligence of her attire, and 'swifter than the swift red deer' she slipped away into the next room.

В тот же самый день Василий отправился к Рогачевым.

The very same day Vassily set off to the Rogatchovs.

Он вдруг повеселел и просветлел духом.

He was suddenly happy and light-hearted.

Василий не полюбил Ольгу, нет! –

Vassily was not in love with Olga, no!

словом «любовь» шутить не надобно...

the word 'love' is not to be used lightly....

Он нашёл себе занятие, поставил себе задачу и радовался радостью деятельного человека.

He had found an occupation, had set himself a task, and rejoiced with the delight of a man of action.

Он и не вспомнил о том, что она – воспитанница его матери, невеста другого;

He did not even remember that she was his mother's ward, and another man's betrothed.

он ни на один миг не обманывал себя;

He never for one instant deceived himself;

он очень хорошо знал, что ей не быть его женой...

he was fully aware that it was not for her to be his wife....

Может быть, его извиняла страсть – правда, не возвышенная, не благородная, но все-таки довольно сильная и мучительная страсть.

Possibly there was passion to excuse him — not a very elevated nor noble passion, truly, but still a fairly strong and tormenting passion.

Разумеется, он влюбился не как ребёнок;

Of course he was not in love like a boy;

он не предавался неопределенным восторгам;

he did not give way to vague ecstasies;

он очень знал, чего он хотел и к чему он стремился.

he knew very well what he wanted and what he was striving for.

Василий Иванович вполне владел способностью в самое короткое время приучить к себе другого, даже предубеждённого или робкого, человека.

Vassily was a perfect master of the art of winning over, in the shortest time, any one however shy or prejudiced against him.

Ольга скоро перестала его дичиться.

Olga soon ceased to be shy with him.

Василий Иванович ввёл ее в новый мир.

Vassily Ivanovitch led her into a new world.

Он выписал для нее клавикорды, давал ей музыкальные уроки (он сам порядочно играл на флейте), читал ей книги, долго разговаривал с ней...

He ordered a clavichord for her, gave her music lessons (he himself played fairly well on the flute), read books aloud to her, had long conversations with her....

Голова закружилась у бедной степнячки.

The poor child of the steppes soon had her head turned completely.

Василий совершенно покорил ее.

Vassily dominated her entirely.

Он умел говорить с ней о том, что до того времени ей было чуждым, и говорить языком, ей понятным.

He knew how to tell her of what had been till then unknown to her, and to tell her in a language she could understand.

Ольга понемногу решалась высказывать ему свои чувства;

Olga little by little gained courage to express all her feelings to him:

он помогал ей, подсказывал ей слова, которых она не находила, не запугивал ее; то удерживал, то поощрял ее порывы...

he came to her aid, helped her out with the words she could not find, did not alarm her, at one moment kept her back, at another encouraged her confidences....

Василий занимался ее воспитанием не из бескорыстного желания разбудить и развить ее способности;

Vassily busied himself with her education from no disinterested desire to awaken and develop her talents.

он просто хотел ее несколько к себе приблизить и знал притом, что неопытную, робкую, но самолюбивую девушку легче завлечь умом, чем сердцем.

He simply wanted to draw her a little closer to himself; and he knew too that an innocent, shy, but vain young girl is more easily seduced through the mind than the heart.

Если б Ольга была даже существом необыкновенным, Василий никак бы не мог этого заметить, потому что он обращался с ней, как с ребёнком;

Even if Olga had been an exceptional being, Vassily would never have perceived it, for he treated her like a child.

но вы уже знаете, господа, что в Ольге особенно замечательного ничего не было.

But as you are aware, gentlemen, there was nothing specially remarkable in Olga.

Василий старался по возможности действовать на ее воображение, и часто вечером она уходила от него с таким вихрем новых образов, слов и мыслей в голове, что не в состоянии была заснуть до зари и, тоскливо вздыхая, беспрестанно прикладывала горящие щеки к холодным подушкам или вставала, подходила к окну и пугливо и жадно глядела в темную даль.

Vassily tried all he could to work on her imagination, and often in the evening she left his side with such a whirl of new images, phrases and ideas in her head that she could not sleep all night, but lay breathing uneasily and turning her burning cheeks from side to side on the cool pillows, or got up, went to the window and gazed fearfully and eagerly into the dark distance.

Василий наполнял каждое мгновенье ее жизни, ни о ком другом она думать не могла.

Vassily filled every moment of her life; she could not think of any one else.

Рогачева она скоро даже перестала замечать.

As for Rogatchov, she soon positively ceased to notice his existence.

Василий, как человек ловкий и хитрый, в его присутствии не говорил с Ольгой;

Vassily had the tact and shrewdness not to talk to Olga in his presence;

но либо смешил его самого до слез, либо затевал какую-нибудь шумную игру, прогулку верхом, катанье ночью по реке с факелами и музыкой – словом, не давал опомниться Павлу Афанасьевичу.

but he either made him laugh till he was ready to cry, or arranged some noisy entertainment, a riding expedition, a boating party by night with torches and music — he did not in fact let Pavel Afanasievitch have a chance to think clearly.

Однако, несмотря на всю ловкость Василья Ивановича, Рогачев смутно почувствовал, что он, жених и будущий муж Ольги, как будто стал для нее чужим человеком...

But in spite of all Vassily Ivanovitch's tact, Rogatchov dimly felt that he, Olga's betrothed and future husband, had somehow become as it were an outsider to her...

но, по бесконечной своей доброте, боялся огорчить ее упрёком, хотя действительно любил ее и дорожил ее привязанностью.

but in the boundless goodness of his heart, he was afraid of wounding her by reproaches, though he sincerely loved her and prized her affection.

Наедине с ней он не знал, что заговорить, и только старался всячески прислуживаться.

When left alone with her, he did not know what to say, and only tried all he could to follow her wishes.

Прошло два месяца.

Two months passed by.

В Ольге исчезла наконец всякая самостоятельность, всякая воля;

Every trace of self-reliance, of will, disappeared at last in Olga.

слабый и молчаливый Рогачев не мог служить ей опорой;

Rogatchov, feeble and tongue-tied, could be no support to her.

она даже не хотела противиться обаянью и с замирающим сердцем безусловно отдалась Василью...

She had no wish even to resist the enchantment, and with a sinking heart she surrendered unconditionally to Vassily....

Ольга Ивановна, вероятно, узнала тогда радости любви;

Olga Ivanovna may very likely then have known something of the bliss of love;

но ненадолго.

but it was not for long.

Хотя Василий – за неимением другого занятия – не только не бросил ее, но даже привязался к ней и заботливо ее лелеял, но сама Ольга до того потерялась, что даже в любви не находила блаженства, и все-таки не могла оторваться от Василья.

Though Vassily — for lack of other occupation — did not drop her, and even attached himself to her and looked after her fondly, Olga herself was so utterly distraught that she found no happiness even in love and yet could not tear herself away from Vassily.

Она стала всего бояться, не смела думать; не разговаривала ни о чем; перестала читать; тоска ее грызла.

She began to be frightened at everything, did not dare to think, could talk of nothing, gave up reading, and was devoured by misery.

Иногда удавалось Василью увлечь ее за собою и заставить позабыть всех и всё;

Sometimes Vassily succeeded in carrying her along with him and making her forget everything and every one.

но на другой же день он находил ее бледной, безмолвной, с похолодевшими руками, с бессмысленной улыбкой на губах...

But the very next day he would find her pale, speechless, with icy hands, and a fixed smile on her lips....

Настало довольно трудное время для Василия;

There followed a time of some difficulty for Vassily;

но никакие трудности запугать его не могли.

but no difficulties could dismay him.

Он весь сосредоточился, как опытный игрок.

He concentrated himself like a skilled gambler.

Он нисколько не мог полагаться на Ольгу Ивановну;

He could not in the least rely upon Olga Ivanovna;

она беспрестанно себе изменяла, бледнела, краснела и плакала...

she was continually betraying herself, turning pale, blushing, weeping...

ее новая роль не пришлась ей по силам.

her new part was utterly beyond her powers.

Василий работал за двух;

Vassily toiled for two:

в его буйном и шумном веселье только опытный наблюдатель мог бы заметить лихорадочную напряженность;

in his restless and boisterous gaiety, only an experienced observer could have detected something strained and feverish.

он играл братьями, сёстрами, Рогачевыми, соседями, соседками – как пешками;

He played his brothers, sisters, the Rogatchovs, the neighbours, like pawns at chess.

вечно был настороже, не терял ни одного взгляда, ни одного движенья, хотя казался беззаботнейшим человеком;

He was everlastingly on the alert. Not a single glance, a single movement, was lost on him, yet he appeared the most heedless of men.

каждое утро вступал в сражение и каждый вечер торжествовал победу.

Every morning he faced the fray, and every evening he scored a victory.

Он нисколько не тяготился такой страшной деятельностью;

He was not the least oppressed by such a fearful strain of activity.

спал четыре часа в сутки, ел очень мало и был здоров, свеж и весел.

He slept four hours out of the twenty-four, ate very little, and was healthy, fresh, and good-humoured.

Между тем день свадьбы приближался;

Meantime the wedding-day was approaching.

Василий успел убедить самого Павла Афанасьевича в необходимости отсрочки;

Vassily succeeded in persuading Pavel Afanasievitch himself of the necessity of delay.

потом услал его в Москву за покупками, а сам переписывался с петербургскими приятелями.

Then he despatched him to Moscow to make various purchases, while he was himself in correspondence with friends in Petersburg.

Он хлопотал не столько из сожаленья к Ольге Ивановне, сколько из охоты и любви к хлопотам и тревогам...

He took all this trouble, not so much from sympathy for Olga Ivanovna, as from a natural bent and liking for bustle and agitation....

Притом Ольга Ивановна начала ему надоедать, и он уже не раз, после неистового взрыва страсти, поглядывал на нее, как, бывало, на Рогачева.

Besides, he was beginning to be sick of Olga Ivanovna, and more than once after a violent outbreak of passion for her, he would look at her, as he sometimes did at Rogatchov.

Лучинов всегда оставался загадкой для всех;

Lutchinov always remained a riddle to every one.

в самой холодности его неумолимой души вы чувствовали присутствие странного, почти южного пламени; и в самом бешеном разгаре страсти от этого человека веяло холодом.

In the coldness of his relentless soul you felt the presence of a strange almost southern fire, and even in the wildest glow of passion a breath of icy chill seemed to come from the man.

При других он по-прежнему поддерживал Ольгу Ивановну;

Before other people he supported Olga Ivanovna as before.

но наедине он играл с ней, как кошка с мышью, или пугал ее софизмами, или тяжело и ядовито скучал, или, наконец, опять бросался к ее ногам, увлекал ее, как вихрь щепку...

But when they were alone, he played with her like a cat with a mouse, or frightened her with sophistries, or was wearily, malignantly bored, or again flung himself at her feet, swept her away, like a straw in a hurricane...

и не притворялся тогда влюблённым...

and there was no feigning at such moments in his passion...

но действительно сам замирал...

he really was moved himself.

Однажды довольно поздно вечером Василий сидел один у себя в комнате и внимательно перечитывал последние, полученные им из Петербурга, письма, – как вдруг дверь тихонько заскрипела и вошла Палашка, горничная Ольги Ивановны.

One day, rather late in the evening, Vassily was sitting alone in his room, attentively reading over the last letters he had received from Petersburg, when suddenly he heard a faint creak at the door, and Olga Ivanovna's maid, Palashka, came in.

– Что тебе надобно? –

'What do you want?'

спросил ее Василий довольно сурово.

Vassily asked her rather crossly.

– Барышня изволит вас просить к себе.

'My mistress begs you to come to her.'

– Теперь не могу.

'I can't just now.

Ступай...

Go along....

Ну, что ж ты стоишь? –

Well what are you standing there for?'

продолжал он, увидя, что Палашка не выходила.

he went on, seeing that Palashka did not go away.

– Барышня приказала сказать, что очень, дескать, нужно-с.

'My mistress told me to say that she very particularly wants to see you,' she said.

– Да что там такое?

'Why, what's the matter?'

– Сами изволите увидеть-с...

'Would your honour please to see for yourself....'

Василий встал, с досадой бросил письма в ящик и отправился к Ольге Ивановне.

Vassily got up, angrily flung the letters into a drawer, and went in to Olga Ivanovna.

Она сидела одна, в углу – бледная и неподвижная.

She was sitting alone in a corner, pale and passive.

– Что вам угодно? –

'What do you want?'

спросил он ее не совсем приветно.

he asked her, not quite politely.

Ольга посмотрела на него и, содрогаясь, закрыла глаза.

Olga looked at him and closed her eyes.

– Что с вами?

'What's the matter?

что с тобой, Ольга?

what is it, Olga?'

Он взял ее за руку...

He took her hand....

Рука Ольги Ивановны была холодна как лёд...

Olga Ivanovna's hand was cold as ice...

Она хотела заговорить...

She tried to speak...

и голос ее замер.

and her voice died away.

Бедной женщине не оставалось никакого сомнения насчёт своего положения.

The poor woman had no possible doubt of her condition left her.

Василий несколько смутился.

Vassily was a little disconcerted.

Комната Ольги Ивановны находилась в двух шагах от спальни Анны Павловны.

Olga Ivanovna's room was a couple of steps from Anna Pavlovna's bedroom.

Василий осторожно подсел к Ольге, целовал и грел ее руки, шёпотом ее уговаривал.

Vassily cautiously sat down by Olga, kissed and chafed her hands, comforted her in whispers.

Она слушала его и молча слегка вздрагивала.

She listened to him, and silently, faintly, shuddered.

В дверях стояла Палашка и тихонько утирала слезы.

In the doorway stood Palashka, stealthily wiping her eyes.

В соседней комнате тяжко и мерно стучал маятник и слышалось дыхание спящего.

In the next room they heard the heavy, even ticking of the clock, and the breathing of some one asleep.

Оцепенение Ольги Ивановны разрешилось наконец слезами и глухими рыданиями.

Olga Ivanovna's numbness dissolved at last into tears and stifled sobs.

Слезы – что гроза:

Tears are like a storm;

после них человек всегда тише.

after them one is always calmer.

Когда Ольга Ивановна успокоилась несколько и лишь изредка судорожно всхлипывала, как ребёнок, Василий стал перед ней на колени и ласками, нежными обещаниями успокоил ее совершенно, дал ей напиться, уложил ее и ушёл.

When Olga Ivanovna had quieted down a little, and only sobbed convulsively at intervals, like a child, Vassily knelt before her with caresses and tender promises, soothed her completely, gave her something to drink, put her to bed, and went away.

Всю ночь он не раздевался, написал два-три письма, сжёг две-три бумаги, достал золотой медальон с портретом женщины чернобровой и черноглазой, с лицом сладострастным и смелым, долго рассматривал ее черты и в раздумье ходил по комнате.

He did not undress all night; wrote two or three letters, burnt two or three papers, took out a gold locket containing the portrait of a black-browed, black-eyed woman with a bold, voluptuous face, scrutinised her features slowly, and walked up and down the room pondering.

На другое утро, за чаем, он с необыкновенным неудовольствием увидел покрасневшие, распухшие глаза и бледное, встревоженное лицо бедной Ольги.

Next day, at breakfast, he saw with extreme displeasure poor Olga's red and swollen eyes and pale, agitated face.

После завтрака предложил он ей прогуляться с ним по саду.

After breakfast he proposed a stroll in the garden to her.

Ольга пошла за Васильем, как послушная овечка.

Olga followed Vassily, like a submissive sheep.

Когда же, часа через два, она вернулась из сада – на ней лица не было;

When two hours afterwards she came in from the garden she quite broke down;

она сказала Анне Павловне, что ей нездоровится, и слегла в постель.

she told Anna Pavlovna she was unwell, and went to lie down on her bed. During their walk Vassily had, with a suitable show of remorse, informed her that he was secretly married — he was really as much a bachelor as I am.

Во время прогулки Василий, с достодолжным раскаянием, объявил ей, что он тайно обвенчан, – он был такой же холостяк, как я. Ольга Ивановна не упала в обморок – падают в обморок только на сцене; но вдруг окаменела, хотя сама не только не надеялась выйти за Василья Ивановича, но даже как-то боялась об этом думать.

Olga Ivanovna did not fall into a swoon — people don't fall into swoons except on the stage — but she turned all at once stony, though she herself was so far from hoping to marry Vassily Ivanovitch that she was even afraid to think about it.

Василий начал ей доказывать необходимость разлуки с ним и бракосочетания с Рогачевым.

Vassily had begun to explain to her the inevitableness of her parting from him and marrying Rogatchov.

Ольга Ивановна глядела на него с немым ужасом.

Olga Ivanovna looked at him in dumb horror.

Василий говорил холодно, дельно, основательно; винил себя, каялся – но кончил все свои рассуждения следующими словами:

Vassily talked in a cool, business-like, practical way, blamed himself, expressed his regret, but concluded all his remarks with the following words: '

«Прошедшего не вернёшь;

'There's no going back on the past;

надобно действовать».

we've got to act.'

Ольга потерялась совершенно;

Olga was utterly overwhelmed;

ей было страшно, стыдно;

she was filled with terror and shame;

унылое, тяжкое отчаяние овладело ею;

a dull, heavy despair came upon her;

она желала смерти – и с тоской ожидала решения Василья.

she longed for death, and waited in agony for Vassily's decision.

– Надобно во всем сознаться матушке, – сказал он ей наконец.

'We must confess everything to my mother,' he said to her at last.

Ольга помертвела;

Olga turned deadly pale;

ноги у ней подкосились.

her knees shook under her.

– Не бойся, не бойся, – твердил Василий, – положись на меня, я тебя не оставлю...

'Don't be afraid, don't be afraid,' repeated Vassily, 'trust to me, I won't desert you...

я все улажу...

I will make everything right...

надейся на меня.

rely upon me.'

Бедная женщина посмотрела на него с любовью...

The poor woman looked at him with love...

да, с любовью и глубокой, хотя уже безнадёжной, преданностью.

yes, with love, and deep, but hopeless devotion.

– Я все, все устрою, – сказал ей на прощанье Василий...

'I will arrange everything, everything,' Vassily said to her at parting...

и в последний раз поцеловал ее похолодевшие руки.

and for the last time he kissed her chilly hands....

На другое же утро Ольга Ивановна только что встала с постели – дверь ее растворилась...

Next morning — Olga Ivanovna had only just risen from her bed — her door opened...

и Анна Павловна появилась на пороге.

and Anna Pavlovna appeared in the doorway.

Ее поддерживал Василий.

She was supported by Vassily.

Молча добралась она до кресел и села молча.

In silence she got as far as an arm-chair, and in silence she sat down.

Василий стал возле нее.

Vassily stood at her side.

Он казался спокойным;

He looked composed;

брови его сдвинулись, и губы слегка раскрылись.

his brows were knitted and his lips slightly parted.

Анна Павловна, бледная, негодующая, разгневанная, собиралась говорить, но голос изменял ей.

Anna Pavlovna, pale, indignant, angry, tried to speak, but her voice failed her.

Ольга Ивановна с ужасом окинула взором свою благодетельницу, своего любовника: страшно замерло в ней сердце...

Olga Ivanovna glanced in horror from her benefactress to her lover, with a terrible sinking at her heart...

она с криком упала посреди комнаты на колени и закрыла себе лицо руками...

she fell on her knees with a shriek in the middle of the room, and hid her face in her hands.

«Так правда...

'Then it's true...

правда? –

is it true?'

прошептала Анна Павловна и наклонилась к ней... –

murmured Anna Pavlovna, and bent down to her.... '

Отвечайте же!» –

'Answer!'

продолжала она, с жестокостью схватив Ольгу за руку.

she went on harshly, clutching Olga by the arm.

– Матушка! –

'Mother!'

раздался медный голос Василия. – Вы обещали мне не оскорблять ее.

rang out Vassily's brazen voice, 'you promised me not to be hard on her.'

'I want...

confess...

confess...

is it true?

is it true?'

'Mother...

remember...'

проговорил медленно Василий.

Vassily began deliberately.

Это одно слово сильно потрясло Анну Павловну.

This one word moved Anna Pavlovna greatly.

Она прислонилась к спинке кресел и зарыдала.

She leaned back in her chair, and burst into sobs.

Ольга Ивановна тихонько подняла голову и хотела было броситься к ногам старухи, но Василий удержал ее, поднял и посадил на другие кресла.

Olga Ivanovna softly raised her head, and would have flung herself at the old lady's feet, but Vassily kept her back, raised her from the ground, and led her to another arm-chair.

Анна Павловна продолжала плакать и шептать несвязные слова...

Anna Pavlovna went on weeping and muttering disconnected words....

– Послушайте, матушка, – заговорил Василий, – не убивайте себя! Беде помочь ещё можно...

'Come, mother,' began Vassily, 'don't torment yourself, the trouble may yet be set right....

Если Рогачев...

If Rogatchov...'

Ольга Ивановна вздрогнула и выпрямилась.

Olga Ivanovna shuddered, and drew herself up.

– Если Рогачев, – продолжал Василий, значительно взглянув на Ольгу Ивановну, – вообразил, что может безнаказанно опозорить честное семейство...

'If Rogatchov,' pursued Vassily, with a meaning glance at Olga Ivanovna, 'imagines that he can disgrace an honourable family with impunity...'

Ольге Ивановне стало страшно.

Olga Ivanovna was overcome with horror.

– В моем доме, – простонала Анна Павловна.

'In my house,' moaned Anna Pavlovna.

– Успокойтесь, матушка.

'Calm yourself, mother.

Он воспользовался ее неопытностью, ее молодостью, он... Вы что-то хотите сказать? – прибавил он, увидя, что Ольга порывается к нему...

He took advantage of her innocence, her youth, he — you wish to say something'--he broke off, seeing that Olga made a movement towards him....

Ольга Ивановна упала в кресло.

Olga Ivanovna sank back in her chair.

– Я сейчас еду к Рогачеву.

'I will go at once to Rogatchov.

Я заставлю его жениться сегодня же.

I will make him marry her this very day.

Будьте уверены, я не позволю ему насмехаться над нами...

You may be sure I will not let him make a laughing-stock of us....'

– Но...

'But...

Василий Иванович...

Vassily Ivanovitch...

вы... –

you...'

прошептала Ольга.

whispered Olga.

Он долго и холодно посмотрел на нее.

He gave her a prolonged, cold stare.

Она замолчала снова.

She sank into silence again.

– Матушка, дайте мне слово не беспокоить ее до моего приезда.

'Mother, give me your word not to worry her before I return.

Посмотрите – она едва жива.

Look, she is half dead.

Да и вам надобно отдохнуть.

And you, too, must rest.

Надейтесь на меня;

Rely upon me;

я отвечаю за все;

I answer for everything;

во всяком случае, подождите моего возвращения.

in any case, wait till I return.

Повторяю вам – не убивайте ни ее, ни себя – и положитесь на меня.

I tell you again, don't torture her, or yourself, and trust to me.'

Он приблизился к дверям и остановился.

He went to the door and stopped. '

– Матушка, – сказал он, – пойдёмте со мной, оставьте ее одну, прошу вас.

'Mother,' said he, 'come with me, leave her alone, I beg of you.'

Анна Павловна встала, подошла к иконе, положила земной поклон и тихо последовала за сыном.

Anna Pavlovna got up, went up to the holy picture, bowed down to the ground, and slowly followed her son.

Ольга Ивановна молча и неподвижно проводила ее глазами.

Olga Ivanovna, without a word or a movement, looked after them.

Василий проворно вернулся, схватил ее за руку, шепнул ей на ухо: «Надейтесь на меня и не выдайте нас, – и тотчас удалился... –

Vassily turned back quickly, snatched her hand, whispered in her ear, 'Rely on me, and don't betray us,' and at once withdrew.... '

Бурсье, – закричал он, спускаясь быстро вниз по лестнице, – Бурсье!..»

'Bourcier!' he called, running swiftly down the stairs, 'Bourcier!'

Через четверть часа он уже сидел в коляске с своим слугой.

A quarter of an hour later he was sitting in his carriage with his valet.

В этот день старика Рогачева не было дома.

That day the elder Rogatchov was not at home.

Он поехал в уездный город закупать мухояру на кафтаны своим челядинцам.

He had gone to the district town to buy cloth for the liveries of his servants.

Павел Афанасьевич сидел у себя в кабинете и рассматривал коллекцию полинявших бабочек.

Pavel Afanasievitch was sitting in his own room, looking through a collection of faded butterflies.

Приподняв брови и вытянув губы, он осторожно переворачивал булавкой хрупкие крылышки «ночного сфинкса», как вдруг почувствовал у себя на плече небольшую, но тяжёлую руку.

With lifted eyebrows and protruding lips, he was carefully, with a pin, turning over the fragile wings of a 'night sphinx' moth, when he was suddenly aware of a small but heavy hand on his shoulder.

Он оглянулся – перед ним стоял Василий.

He looked round. Vassily stood before him.

– Здравствуйте, Василий Иванович, – проговорил он не без некоторого изумления.

'Good-morning, Vassily Ivanovitch,' he said in some amazement.

Василий посмотрел на него и сел перед ним на стул.

Vassily looked at him, and sat down on a chair facing him.

Павел Афанасьевич улыбнулся было...

Pavel Afanasievitch was about to smile...

да взглянул на Василья, опустился, раскрыл рот и сложил руки.

but he glanced at Vassily, and subsided with his mouth open and his hands clasped.

– А скажите-ка, Павел Афанасьевич, – заговорил вдруг Василий, – скоро ли вы намерены сыграть свадебку?

'Tell me, Pavel Afanasievitch,' said Vassily suddenly, 'are you meaning to dance at your wedding soon? '

'I?...

soon...

of course...

for my part...

впрочем, как вы и ваша сестрица...

though as you and your sister....

я, с моей стороны, готов хоть завтра.

I, for my part, am ready to-morrow even.'

– Прекрасно, прекрасно.

'Very good, very good.

Вы человек весьма нетерпеливый, Павел Афанасьевич.

You're a very impatient person, Pavel Afanasievitch.'

– Как это-с?

'How so?'

– Слушайте, – прибавил Василий Иванович, вставая, – я все знаю;

'Let me tell you,' pursued Vassily Ivanovitch, getting up, 'I know all;

вы меня понимаете, и я вам приказываю без отлагательства, завтра же жениться на Ольге.

you understand me, and I order you without delay to-morrow to marry Olga.'

– Позвольте, позвольте, однако ж, – возразил Рогачев, не поднимаясь с места, – вы мне приказываете?

'Excuse me, excuse me,' objected Rogatchov, not rising from his seat; 'you order me.

Я сам искал руки Ольги Ивановны, и мне нечего приказывать...

I sought Olga Ivanovna's hand of myself and there's no need to give me orders....

признаюсь, Василий Иванович, я вас что-то не понимаю.

I confess, Vassily Ivanovitch, I don't quite understand you.'

– Не понимаешь?

'You don't understand me?'

– Нет, право, не понимаю-с.

'No, really, I don't understand you.'

– Даёшь ты мне слово жениться на ней завтра же?

'Do you give me your word to marry her to-morrow?'

– Да помилуйте, Василий Иванович...

'Why, mercy on us, Vassily Ivanovitch...

не сами ли вы неоднократно откладывали нашу свадьбу?

haven't you yourself put off our wedding more than once?

Без вас она бы уже давно состоялась.

Except for you it would have taken place long ago.

И теперь я и не думаю отказываться.

And now I have no idea of breaking it off.

Что же значат ваши угрозы, ваши настоятельные требования?

What is the meaning of your threats, your insistence?'

Павел Афанасьевич отер пот с лица.

Pavel Afanasievitch wiped the sweat off his face.

– Даёшь ли ты мне слово?

'Do you give me your word?

говори: да или нет? –

Say yes or no!'

повторил с расстановкой Василий.

Vassily repeated emphatically.

'Excuse me...

I will... but...'

'Very good.

Remember then...

А она во всем призналась.

She has confessed everything.'

– Кто призналась?

'Who has confessed?'

– Ольга Ивановна.

'Olga Ivanovna.'

– Да в чем призналась?

'Why, what has she confessed?'

– Да что вы передо мной-то притворяетесь, Павел Афанасьевич?

'Why, what are you pretending to me for, Pavel Afanasievitch?

Я ведь вам не чужой.

I'm not a stranger to you.'

– В чем я притворяюсь?

'What am I pretending?

Я вас не понимаю, не понимаю, решительно не понимаю.

I don't understand you, I don't, I positively don't understand a word.

В чем могла Ольга Ивановна признаться?

What could Olga Ivanovna confess?'

– В чем?

'What?

Вы мне надоели!

You are really too much!

Известно в чем.

You know what.'

– Убей меня бог...

'May God slay me...'

– Нет, я тебя убью – если ты на ней не женишься...

'No, I'll slay you, if you don't marry her...

понимаешь?

do you understand?'

– Как!.. –

'What!...'

Павел Афанасьевич вскочил и остановился перед Васильем. –

Pavel Afanasievitch jumped up and stood facing Vassily. '

Ольга Ивановна...

'Olga Ivanovna...

вы говорите...

you tell me...'

– Ловок, братец, ты ловок, признаюсь, – Василий с улыбкой потрепал его по плечу, – даром что на вид смирен...

'You're a clever fellow, you are, I must own'--Vassily with a smile patted him on the shoulder — 'though you do look so innocent.'

– Боже мой, боже!..

'Good God!...

Вы меня с ума сводите...

You'll send me out of my mind....

Что вы хотите сказать, объяснитесь, ради бога!

What do you mean, explain, for God's sake!'

Василий нагнулся к нему и шепнул ему что-то на ухо.

Vassily bent down and whispered something in his ear.

Рогачев вскрикнул: – Как?.. я?

Rogatchov cried out, 'What!...!?'

Василий топнул ногой.

Vassily stamped.

'Olga Ivanovna?

Olga?...'

'Yes...

your betrothed...'

'My betrothed...

Vassily Ivanovitch...

она...

she...

она...

she...

да я ж ее и знать не хочу! – закричал Павел Афанасьевич. –

Why, I never wish to see her again,' cried Pavel Afanasievitch. '

Бог с ней совсем!

'Good-bye to her for ever!

за кого вы меня принимаете?

What do you take me for?

Обмануть меня – меня обмануть...

I'm being duped... I'm being duped...

Ольга Ивановна, не грешно вам, не совестно вам... (

Olga Ivanovna, how wrong of you, have you no shame?...' (

(Слезы брызнули у него из глаз.)

(Tears gushed from his eyes.) '

Спасибо вам, Василий Иванович, спасибо...

'Thanks, Vassily Ivanovitch, thanks very much...

А я ее и знать теперь не хочу!

I never wish to see her again now!

не хочу!

no!

не хочу!

no!

и не говорите...

don't speak of her....

Ах, мои батюшки – вот до чего я дожил!

Ah, merciful Heavens! to think I have lived to see this!

Хорошо же, хорошо!

Oh, very well, very well!'

– Полно вам ребячиться, – заметил хладнокровно Василий Иванович. –

'That's enough nonsense,' Vassily Ivanovitch observed coldly. '

Помните, вы мне дали слово:

'Remember, you've given me your word:

завтра свадьба.

the wedding's to-morrow.'

– Нет, этому не бывать!

'No, that it won't be!

Полноте, Василий Иванович, опять-таки скажу вам – за кого вы меня принимаете?

Enough of that, Vassily Ivanovitch. I say again, what do you take me for?

много чести:

You do me too much honour.

покорно благодарим-с. Извините-с.

I'm humbly obliged. Excuse me.'

'As you please!'

retorted Vassily. '

'Get your sword.'

'Sword...

what for?'

'What for?...

I'll show you what for.'

Василий вынул свою французскую тонкую, гибкую шпагу и слегка согнул ее об пол.

Vassily drew out his fine, flexible French sword and bent it a little against the floor.

'You want...

to fight...

me?'

'Precisely so.'

– Но, Василий Иванович, помилуйте, войдите в моё положение.

'But, Vassily Ivanovitch, put yourself in my place!

Как же я могу, посудите сами, после того, что вы мне сказали...

How can I, only think, after what you have just told me....

я честный человек, Василий Иванович, я дворянин.

I'm a man of honour, Vassily Ivanovitch, a nobleman.'

– Вы дворянин, вы честный человек – так извольте же со мной драться.

'You're a nobleman, you're a man of honour, so you'll be so good as to fight with me.'

– Василий Иванович!

'Vassily Ivanovitch!'

– Вы, кажется, робеете, господин Рогачев?

'You are frightened, I think, Mr. Rogatchov.'

– Я вовсе не робею, Василий Иванович.

'I'm not in the least frightened, Vassily Ivanovitch.

Вы думали запугать меня, Василий Иванович.

You thought you would frighten me, Vassily Ivanovitch.

Вот, дескать, я его пугну, он и струсит, он на все тотчас и согласится...

I'll scare him, you thought, he's a coward, and he'll agree to anything directly...

Нет, Василий Иванович, я такой же дворянин, как и вы, хотя воспитания столичного не получил действительно, и запугать вам меня не удастся, извините.

No, Vassily Ivanovitch, I am a nobleman as much as you are, though I've not had city breeding, and you won't succeed in frightening me into anything, excuse me.'

– Очень хорошо, – возразил Василий, – где же ваша шпага?

'Very good,' retorted Vassily; 'where is your sword then?'

– Ерошка! –

'Eroshka!'

закричал Павел Афанасьевич.

shouted Pavel Afanasievitch.

Вошёл человек.

A servant came in.

– Достань мне шпагу – там, ты знаешь, на чердаке...

'Get me the sword — there — you know, in the loft...

поскорей...

make haste....'

Ерошка вышел.

Eroshka went out.

Павел Афанасьевич вдруг чрезвычайно побледнел, торопливо снял шлафрок, надел кафтан рыжего цвета с стразовыми большими пуговицами...

Pavel Afanasievitch suddenly became exceedingly pale, hurriedly took off his dressing-gown, put on a reddish coat with big paste buttons...

намотал на шею галстух...

twisted a cravat round his neck...

Василий глядел на него и перебирал пальцами правой руки.

Vassily looked at him, and twiddled the fingers of his right hand.

– Так что ж? драться нам, Павел Афанасьевич?

'Well, are we to fight then, Pavel Afanasievitch?'

– Драться так драться, – возразил Рогачев и торопливо застегнул камзол.

'Let's fight, if we must fight,' replied Rogatchov, and hurriedly buttoned up his shirt.

– Эй, Павел Афанасьевич, послушайся моего совета: женись...

'Ay, Pavel Afanasievitch, you take my advice, marry her...

что тебе...

what is it to you...

А я, поверь мне...

And believe me, I'll...'

– Нет, Василий Иванович, – перебил его Рогачев. –

'No, Vassily Ivanovitch,' Rogatchov interrupted him. '

Вы меня, я знаю, либо убьёте, либо изувечите;

'You'll kill me or maim me, I know, but I'm not going to lose my honour;

но чести своей я терять не намерен, умирать так умирать.

if I'm to die then I must die.'

Ерошка вошёл и трепетно подал Рогачеву старенькую шпажонку в кожаных, истресканных ножнах.

Eroshka came in, and trembling, gave Rogatchov a wretched old sword in a torn leather scabbard.

В то время все дворяне носили шпаги при пудре; но степные помещики пудрились раза два в год.

In those days all noblemen wore swords with powder, but in the steppes they only put on powder twice a year.

Ерошка отошёл к дверям и заплакал.

Eroshka moved away to the door and burst out crying.

Павел Афанасьевич вытолкал его вон из комнаты.

Pavel Afanasievitch pushed him out of the room.

– Однако, Василий Иванович, – заметил он с некоторым смущением, – я не могу сейчас с вами драться:

'But, Vassily Ivanovitch,' he observed with some embarrassment, 'I can't fight with you on the spot:

позвольте отложить нашу дуэль до завтра;

allow me to put off our duel till to-morrow.

батюшки нет дома; да и дела мои, на всякий случай, не худо привести в порядок.

My father is not at home, and it would be as well for me to put my affairs in order to — to be ready for anything.'

– Вы, я вижу, опять начинаете робеть, милостивый государь.

'I see you're beginning to feel frightened again, sir.'

– Нет, нет, Василий Иванович;

'No, no, Vassily Ivanovitch;

но посудите сами...

but consider yourself...'

– Послушайте, – закричал Лучинов, – вы меня выводите из терпенья...

'Listen!' shouted Lutchinov, 'you drive me out of patience....

Или дайте мне слово тотчас жениться, или деритесь...

Either give me your word to marry her at once, or fight...

или я вас прибью палкой, как труса, понимаете?

...or I'll thrash you with my cane like a coward,--do you understand?'

– Пойдёмте в сад, – отвечал сквозь зубы Рогачев.

'Come into the garden,' Rogatchov answered through his teeth.

Но вдруг дверь растворилась, и старая няня Ефимовна, вся растрёпанная, ворвалась в комнату, упала перед Рогачевым на колени, схватила его за ноги...

But all at once the door opened, and the old nurse, Efimovna, utterly distracted, broke into the room, fell on her knees before Rogatchov, and clasped his legs....

– Батюшка ты мой! –

'My little master!'

завопила она, – дитятко ты моё...

she wailed, 'my nursling...

что ты такое затеял?

what is it you are about?

не погуби нас, горемычных, батюшка!

Will you be the death of us poor wretches, your honour?

Ведь он тебя убьёт, голубчик ты мой!

Sure, he'll kill you, darling!

Да прикажи нам только, прикажи, мы его, озорника этакого, шапками закидаем...

Only you say the word, you say the word, and we'll make an end of him, the insolent fellow....

Павел Афанасьевич, дитятко ты моё, побойся бога!

Pavel Afanasievitch, my baby-boy, for the love of God!'

В дверях показалось множество бледных и встревоженных лиц...

A number of pale, excited faces showed in the door...

показалась даже рыжая борода старосты...

...there was even the red beard of the village elder...

– Пусти меня, Ефимовна, пусти! –

'Let me go, Efimovna, let me go!'

пробормотал Рогачев.

muttered Rogatchov.

– Не пущу, родимый, не пущу. Что ты это, батюшка, что ты?

'I won't, my own, I won't. What are you about, sir, what are you about?

Да что скажет Афанасий-то Лукич-то?

What'll Afanasey Lukitch say?

Да он нас всех с бела света сгонит...

Why, he'll drive us all out of the light of day....

А вы что стоите?

Why are you fellows standing still?

Возьмите-ка незваного гостя под ручки, да и выпроводите его вон из дому, чтобы духа его не было...

Take the uninvited guest in hand and show him out of the house, so that not a trace be left of him.'

– Рогачев! –

'Rogatchov!'

грозно вскрикнул Василий Иванович.

Vassily Ivanovitch shouted menacingly.

– Ты с ума сошла, Ефимовна, ты меня позоришь, помилуй... –

'You are crazy, Efimovna, you are shaming me, come, come...'

проговорил Павел Афанасьевич. –

said Pavel Afanasievitch. '

Ступай, ступай себе с богом, и вы пошли вон, слышите?..

'Go away, go away, in God's name, and you others, off with you, do you hear?...'

Василий Иванович быстро подошёл к растворённому окошку, достал небольшой серебряный свисток – слегка свистнул...

Vassily Ivanovitch moved swiftly to the open window, took out a small silver whistle, blew lightly...

Бурсье отозвался невдалеке.

Bourcier answered from close by.

Лучинов тотчас обратился к Павлу Афанасьевичу:

Lutchinov turned at once to Pavel Afanasievitch.

– Чем же эта комедия кончится?

'What's to be the end of this farce?'

– Василий Иванович, я приеду к вам завтра – что мне делать с этой сумасшедшей бабой...

'Vassily Ivanovitch, I will come to you to-morrow. What can I do with this crazy old woman?...'

– Э! да я вижу, с вами нечего долго толковать, – сказал Василий и поднял было трость...

'Oh, I see it's no good wasting words on you,' said Vassily, and he swiftly raised his cane...

Павел Афанасьевич рванулся, оттолкнул Ефимовну, схватил шпагу и бросился через другие двери в сад.

Pavel Afanasievitch broke loose, pushed Efimovna away, snatched up the sword, and rushed through another door into the garden.

Василий ринулся вслед за ним.

Vassily dashed after him.

Они вбежали оба в деревянную беседку, хитро раскрашенную на китайский манер, заперлись и обнажили шпаги.

They ran into a wooden summerhouse, painted cunningly after the Chinese fashion, shut themselves in, and drew their swords.

Рогачев когда-то брал уроки в фехтовании, но теперь едва сумел выпасть как следует.

Rogatchov had once taken lessons in fencing, but now he was scarcely capable of drawing a sword properly.

Лезвия скрестились.

The blades crossed.

Василий видимо играл шпагой Рогачева.

Vassily was obviously playing with Rogatchov's sword.

Павел Афанасьевич задыхался, бледнел и с смятеньем глядел в лицо Лучинову.

Pavel Afanasievitch was breathless and pale, and gazed in consternation into Lutchinov's face.

Между тем в саду раздавались крики;

Meanwhile, screams were heard in the garden;

толпа народа бежала к беседке.

a crowd of people were running to the summerhouse.

Вдруг Рогачеву послышался раздирающий старческий вопль...

Suddenly Rogatchov heard the heart-rending wail of old age...

он узнал голос отца.

...he recognised the voice of his father.

Афанасий Лукич, без шапки, с растрёпанными волосами, бежал впереди всех, отчаянно махая руками...

Afanasey Lukitch, bare-headed, with dishevelled hair, was running in front of them all, frantically waving his hands....

Сильным и неожиданным поворотом клинка, вышиб Василий шпагу из руки Павла Афанасьевича.

With a violent and unexpected turn of the blade Vassily sent the sword flying out of Pavel Afanasievitch's hand.

– Женись, брат, – сказал он ему, – полно тебе дурачиться.

'Marry her, my boy,' he said to him: 'give over this foolery!'

– Не женюсь, – прошептал Рогачев, закрыл глаза и весь затрясся.

'I won't marry her,' whispered Rogatchov, and he shut his eyes, and shook all over.

Афанасий Лукич начал ломиться в дверь беседки.

Afanasey Lukitch began banging at the door of the summerhouse.

– Не хочешь? –

'You won't?'

закричал Василий.

shouted Vassily.

Рогачев покачал отрицательно головой.

Rogatchov shook his head.

– Ну, так черт же с тобой!

'Well, damn you, then!'

Бедный Павел Афанасьевич упал мёртвый:

Poor Pavel Afanasievitch fell dead:

шпага Лучинова воткнулась ему в сердце...

Lutchinov's sword stabbed him to the heart...

Дверь затрещала, старик Рогачев ворвался в беседку, но Василий уже успел выскочить в окно...

The door gave way; old Rogatchov burst into the summerhouse, but Vassily had already jumped out of window...

Два часа спустя вошёл он в комнату Ольги Ивановны...

Two hours later he went into Olga Ivanovna's room...

Она с ужасом бросилась к нему навстречу...

She rushed in terror to meet him...

Он молча поклонился ей, вынул шпагу и проколол, на месте сердца, портрет Павла Афанасьевича.

He bowed to her in silence; took out his sword and pierced Pavel Afanasievitch's portrait in the place of the heart.

Ольга вскрикнула и в беспамятстве упала на пол...

Olga shrieked and fell unconscious on the floor...

Василий отправился к Анне Павловне.

Vassily went in to Anna Pavlovna.

Он застал ее в образной.

He found her in the oratory. '

«Матушка, – проговорил он, – мы отомщены».

'Mother,' said he, 'we are avenged.'

Бедная старуха вздрогнула и продолжала молиться.

The poor old woman shuddered and went on praying.

Через неделю Василий уехал в Петербург – и через два года вернулся в деревню, разбитый параличом, без языка.

Within a week Vassily had returned to Petersburg, and two years later he came back stricken with paralysis — tongue-tied.

Он уже не застал в живых ни Анны Павловны, ни Ольги – и умер скоро сам на руках у Юдича, который кормил его, как ребёнка, и один умел понимать его несвязный лепет.

He found neither Anna Pavlovna nor Olga living, and soon after died himself in the arms of Yuditch, who fed him like a child, and was the only one who could understand his incoherent stuttering.