Вход | Russian | Соглашение пользователя
СловариФорумКупитьСкачатьКонтакты

Читальный зал | T. Smollett | The Adventures of Roderick Random | 📋 | 📖 | 🔀 | Английский ⇄ Русский
THE AUTHOR’S PREFACE
Вступление автора
Of all kinds of satire, there is none so entertaining and universally improving, as that which is introduced, as it were occasionally, in the course of an interesting story, which brings every incident home to life, and by representing familiar scenes in an uncommon and amusing point of view, invests them with all the graces of novelty, while nature is appealed to in every particular.
Нет более занимательной и поучительной сатиры, чем та, какая вводится как бы ненароком в ход увлекательного рассказа, делает каждое событие живым и, рисуя знакомые сцены с необычной и забавной точки зрения, сообщает им всю прелесть новизны и в то же время ни в чем не отступает от правды.
The reader gratifies his curiosity in pursuing the adventures of a person in whose favour he is prepossessed;
Читатель удовлетворяет своё любопытство, следя за приключениями героя, к которому питает расположение;
he espouses his cause, he sympathises with him in his distress, his indignation is heated against the authors of his calamity:
читатель принимает участие в его судьбе, сочувствует ему в несчастьях, пылает негодованием против виновников его неудач;
the humane passions are inflamed; the contrast between dejected virtue and insulting vice appears with greater aggravation, and every impression having a double force on the imagination, the memory retains the circumstance, and the heart improves by the example.
человеколюбивые чувства разгораются, противоположность между попранной добродетелью и торжествующим пороком обнаруживается весьма резко, каждый поступок с двойной силой действует на воображение, память удерживает все обстоятельства, и сердце совершенствуется благодаря примерам.
The attention is not tired with a bare catalogue of characters, but agreeably diverted with all the variety of invention; and the vicissitudes of life appear in their peculiar circumstances, opening an ample field for wit and humour.
Внимание не утомляется чередованием портретов, ибо выдумка со всеми ухищрениями приятно занимает его и превратности жизни предстают перед ним со всеми подробностями, открывая широкое поле для острословия и юмора.
Romance, no doubt, owes its origin to ignorance, vanity, and superstition.
Роман, вне сомнения, обязан своим происхождением невежеству, суетности и суевериям.
In the dark ages of the World, when a man had rendered himself famous for wisdom or valour, his family and adherents availed themselves of his superior qualities, magnified his virtues, and represented his character and person as sacred and supernatural.
Во тьме веков, когда человек получал известность благодаря своей мудрости или храбрости, его семья и приверженцы пользовались себе во благо его выдающимися качествами, возвеличивали его добродетели и представляли его личность священной и сверхъестественной.
The vulgar easily swallowed the bait, implored his protection, and yielded the tribute of homage and praise, even to adoration;
Чернь легко проглатывала сию приманку, молила его о покровительстве, воздавала ему дань уважения, восхваляла до преклонения;
It is no wonder that the ancients could not relish a fable in prose, after they had seen so many remarkable events celebrated in verse by their best poets; we therefore find no romance among them during the era of their excellence, unless the Cyropaedia of Xenophon may be so called; and it was not till arts and sciences began to revive after the irruption of the barbarians into Europe, that anything of this kind appeared.
слава о его поступках передавалась потомству с бесчисленными преувеличениями;
But when the minds of men were debauched by the imposition of priestcraft to the most absurd pitch of credulity, the authors of romance arose, and losing sight of probability, filled their performances with the most monstrous hyperboles.
о них рассказывали снова и снова, чтобы подвигнуть людей на великие деяния;
If they could not equal the ancient poets in point of genius they were resolved to excel them in fiction, and apply to the wonder, rather than the judgment, of their readers.
Никак не равняясь с древними поэтами одарённостью, они решили превзойти их выдумкой и обращались больше к чувству удивления читателей, чем к их рассудку.
Accordingly, they brought necromancy to their aid, and instead of supporting the character of their heroes by dignity of sentiment and practice, distinguished them by their bodily strength, activity, and extravagance of behaviour.
На подмогу они привлекли волшебство и, вместо того чтобы возвышать личность своих героев благородством чувств и поступков, наделяли их телесной силой, ловкостью и сумасбродством.
Although nothing could be more ludicrous and unnatural than the figures they drew, they did not want patrons and admirers; and the world actually began to be infected with the spirit of knight-errantry, when Cervantes, by an inimitable piece of ridicule, reformed the taste of mankind, representing chivalry in the right point of view, and converting romance to purposes far more useful and entertaining, by making it assume the sock, and point out the follies of ordinary life.
Хотя не было ничего более смешного и ненатурального, чем нарисованные ими фигуры, у них не оказалось недостатка в почитателях, и странствующие рыцари уже стали заражать своим примером весь мир, когда Сервантес неподражаемо забавной книгой решительно исправил человеческий вкус, показав рыцарство с правильной точки зрения, и поставил перед романом более полезные и занимательные цели, ибо присвоил ему комические черты и указал на нелепости в повседневной жизни.

 

The same method has been practised by other Spanish and French authors, and by none more successfully than by Monsieur Le Sage, who, in his Adventures of Gil Blas, has described the knavery and foibles of life, with infinite humour and sagacity.
Ту же методу применили и другие испанские и французские писатели, а успешней всех — мсьё Лесаж, который в Приключениях Жиль-Блаза описал с безграничным юмором и прозорливостью несовершенство жизни и плутовство людское.
The following sheets I have modelled on his plan, taking me liberty, however, to differ from him in the execution, where I thought his particular situations were uncommon, extravagant, or peculiar to the country in which the scene is laid.
Нижеследующие страницы я создавал по его плану, взяв на себя, однако, смелость отклоняться от него там, где, по моему мнению, его ситуации были необычны, нелепы или присущи только той стране, которая являлась местом действия.
The disgraces of Gil Blas are, for the most part, such as rather excite mirth than compassion; he himself laughs at them; and his transitions from distress to happiness, or at least ease, are so sudden, that neither the reader has time to pity him, nor himself to be acquainted with affliction.
Несчастья Жиль Блаза, по большей части, таковы, что вызывают скорее смех, чем сочувствие; он сам смеётся над ними, и его переходы от отчаяния к радости или по меньшей мере к спокойствию столь внезапны, что у читателя нет времени пожалеть его, а у него самого — опечалиться.
This conduct, in my opinion, not only deviates from probability, but prevents that generous indignation, which ought to animate the reader against the sordid and vicious disposition of the world.
Такое поведение, на мой взгляд, не только неправдоподобно, но мешает возникнуть благородному негодованию, каковое должно вызвать у читателя возмущение презренными и порочными нравами общества.
I have attempted to represent modest merit struggling with every difficulty to which a friendless orphan is exposed, from his own want of experience, as well as from the selfishness, envy, malice, and base indifference of mankind.
Я стремился показать, как скромные достоинства борются со всеми затруднениями, встающими на пути одинокого сироты не только из-за недостатка у него житейского опыта, но и вследствие себялюбия, зависти, злокозненности и чёрствого равнодушия людей.
To secure a favourable prepossession, I have allowed him the advantages of birth and education, which in the series of his misfortunes will, I hope, engage the ingenuous more warmly in his behalf; and though I foresee, that some people will be offended at the mean scenes in which he is involved, I persuade myself that the judicious will not only perceive the necessity of describing those situations to which he must of course be confined, in his low estate, but also find entertainment in viewing those parts of life, where the humours and passions are undisguised by affectation, ceremony, or education; and the whimsical peculiarities of disposition appear as nature has implanted them.
Дабы расположить в, его пользу, я наделил его привилегиями происхождения и образования, которые, надеюсь, в ходе его злоключений снискают у великодушного читателя более тёплые симпатии к нему. И хотя я предвижу, что некоторых оскорбят неблаговидные действия, в коих ему выпало на долю участвовать, но я уверен, что читатель рассудительный не только признает необходимость описания ситуаций, к которым мой герой должен был иметь касательство, пребывая в столь низком состоянии, но сочтёт занимательным познакомиться с такими людьми, у которых чувства и страсти не скрываются под маской притворства, церемоний или воспитания; причудливые особенности их нрава обнаруживаются в том виде, в каком природа создала их.
But I believe I need not trouble myself in vindicating a practice authorized by the best writers in this way, some of whom I have already named.
Но, мне кажется, я могу не затруднять себя защитой методы, применяемой лучшими писателями, из коих некоторые мною упомянуты.

 

Every intelligent reader will, at first sight, perceive I have not deviated from nature in the facts, which are all true in the main, although the circumstances are altered and disguised, to avoid personal satire.
Каждый разумный читатель с первого взгляда заметит, что я не уклоняюсь от истины в передаче фактов, которые в основном подлинны, хотя подробности изменены и замаскированы, чтобы избежать сатиры на отдельные личности.

 

It now remains to give my reasons for making the chief personage of this work a North Briton, which are chiefly these: I could, at a small expense, bestow on him such education as I thought the dignity of his birth and character required, which could not possibly be obtained in England, by such slender means as the nature of my plan would afford.
Мне остаётся упомянуть о причинах, по которым в качестве главного героя этого произведения я избрал шотландца; главным образом они заключаются в том, что соответствующее его происхождению и нраву образование, которое я дал ему, он не мог бы приобрести в Англии: #c2 на те скудные средства, какими, согласно моему плану, он располагал.
In the next place, I could represent simplicity of manners in a remote part of the kingdom, with more propriety than in any place near the capital; and lastly, the disposition of the Scots, addicted to travelling, justifies my conduct in deriving an adventurer from that country.
У меня была также возможность описать простоту нравов в отдаленных уголках королевства, более им свойственную, чем другим местам, расположенным поблизости от столицы. И, наконец, склонность шотландцев к путешествиям оправдывает моё решение нарисовать выходца из этой страны.
That the delicate reader may not be offended at the unmeaning oaths which proceed from the mouths of some persons in these memoirs, I beg leave to promise, that I imagined nothing could more effectually expose the absurdity of such miserable expletives, than a natural and verbal representation of the discourse in which they occur.
Дабы чувствительного читателя не оскорбили бессмысленные проклятия, слетающие с уст некоторых лиц в этих мемуарах, я должен заявить, что, по моему разумению, ничто с большей очевидностью не подтверждает нелепости этих ругательств, чем точная и буквальная передача речей, в которых они встречаются.
APOLOGUE
Назидательная басня

 

A young painter, indulging a vein of pleasantry, sketched a kind of conversation piece, representing a bear, an owl, a monkey, and an ass; and to render it more striking, humorous, and moral, distinguished every figure by some emblem of human life.
Молодой художник, уступая шутливому расположению духа, изобразил сценку беседы между медведем, совой, обезьяной и ослом, а для того, чтобы она бросалась в глаза, была посмешнее и понравоучительнее, он наделил каждого участника каким-нибудь свойством человеческой природы и атрибутами, ей присущими.
Bruin was exhibited in the garb and attitude of an old, toothless, drunken soldier; the owl perched upon the handle of a coffee-pot, with spectacle on nose, seemed to contemplate a newspaper; and the ass, ornamented with a huge tie-wig (which, however, could not conceal his long ears), sat for his picture to the monkey, who appeared with the implements of painting.
Мишка был изображен в обличье старого, беззубого пьяницы и солдата, сова восседала на ручке кофейника, с очками на носу, и, казалось, была погружена в чтение газеты, а осел, украшенный огромным париком с косичкой (не скрывавшим, однако, его длинных ушей), позировал для портрета обезьяне, представшей с необходимыми для художника принадлежностями.
This whimsical group afforded some mirth, and met with general approbation, until some mischievous wag hinted that the whole—was a lampoon upon the friends of the performer; an insinuation which was no sooner circulated than those very people who applauded it before began to be alarmed, and even to fancy themselves signified by the several figures of the piece.
Эта забавная группа вызывала весёлую улыбку и всем нравилась до той поры, покуда какой-то зловредный шутник не сказал обиняком, что все сие вместе есть пасквиль на друзей художника; как только эту клевету подхватила молва, те же самые люди, которые одобряли картину раньше, встревожились и даже узрели самих себя в разных фигурах.

 

Among others, a worthy personage in years, who had served in the army with reputation, being incensed at the supposed outrage, repaired to the lodging of the painter, and finding him at home, “Hark ye, Mr. Monkey,” said he, “I have a good mind to convince you, that though the bear has lost his teeth, he retains his paws, and that he is not so drunk but he can perceive your impertinence.” “
Среди них была некая достойная особа, уже в летах, ранее служившая в армии и имевшая добрую славу; возмущённая якобы нанесённой ей обидой, она явиласъ к художнику и, застав его дома, заявила: — Послушайте, вы, мистер обезьяна! Уверяю вас, хотя медведь и потерял зубы, но лапы у него ещё остались, и он пьян не в такой мере, чтобы не заметить вашей наглости.
“Sblood!
Тысяча чертей!
sir, that toothless jaw is a d—ned scandalous libel—but don’t you imagine me so chopfallen as not to be able to chew the cud of resentment.”
Эта беззубая челюсть, сэр, гнусная клевета! Не воображайте, будто я так одряхлел, что не способен отомстить!..
Here he was interrupted by the arrival of a learned physician, who, advancing to the culprit with fury in his aspect, exclaimed, “Suppose the augmentation of the ass’s ears should prove the diminution of the baboon’s—nay, seek not to prevaricate, for, by the beard of Aesculapius!
Тут он был прерван приходом учёного врача, который в ярости приблизился к преступнику и воскликнул: — Пусть павианьи уши меньше ослиных!
there is not one hair in this periwig that will not stand up in judgment to convict thee of personal abuse.
Но не увиливай, ибо, клянусь бородой Эскулапа, в этом парике нет ни одного волоска, который не поднялся бы дыбом, чтобы осудить тебя за оскорбление личности.
Do but observe, captain, how this pitiful little fellow has copied the very curls—the colour, indeed, is different, but then the form and foretop are quite similar.”
Поглядите, капитан, как этот презренный молокосос нарисовал эти локоны! Пусть цвет их другой, но форма и накладка те же самые!
While he thus remonstrated in a strain of vociferation, a venerable senator entered, and waddling up to the delinquent, “Jackanapes!”
Он ещё продолжал вопить, когда приковылял почтенный сенатор и, подступив к виновнику преступления, заорал:
cried he, “I will now let thee see I can read something else than a newspaper, and that without the help of spectacles: here is your own note of hand, sirrah, for money, which if I had not advanced, you yourself would have resembled an owl, in not daring to show your face by day, you ungrateful slanderous knave!”
—Эй, ты, мартышка! Я покажу тебе, что могу читать не только газеты, да притом без помощи очков! Вот твоя собственноручная денежная расписка! Если бы я не ссудил тебя деньгами, ты бы сам походил на сову, так как не смел бы показываться при дневном свете, неблагодарный, злоречивый плут!

 

In vain the astonished painter declared that he had no intention to give offence, or to characterise particular persons: they affirmed the resemblance was too palpable to be overlooked; they taxed him with insolence, malice, and ingratitude; and their clamours being overheard by the public, the captain was a bear, the doctor an ass, and the senator an owl, to his dying day.
Тщетно изумлённый художник убеждал, что не имел намерения кого бы то ни было оскорблять или изображать то или иное лицо. Ему заявляли, что сходство слишком большое, чтобы этого не заметить, и честили его наглым, злокозненным и неблагодарным. Их вопли были подслушаны. Так до конца своих дней капитан остался медведем, доктор — ослом, а сенатор — совой.

 

Christian reader, I beseech thee, in the bowels of the Lord, remember this example “while thou art employed in the perusal of the following sheets; and seek not to appropriate to thyself that which equally belongs to five hundred different people.
Читатель христианского мира! Я прошу тебя, ради бога, помни сей пример, когда ты станешь читать нижеследующие страницы, и не пытайся присвоить себе то, что принадлежит сотням других людей.
If thou shouldst meet with a character that reflects thee in some ungracious particular, keep thy own counsel; consider that one feature makes not a face, and that though thou art, perhaps, distinguished by a bottle nose, twenty of thy neighbours may be in the same predicament.”
Если ты встретишь личность, напоминающую тебя самого какой-нибудь незавидной чертой, помалкивай: уразумей, что одна черта ещё не делает лица, и если ты, быть может, обладаешь утиным носом, то такой же нос и у двадцати твоих соседей.
THE ADVENTURES OF RODERICK RANDOM
ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОДРИКА РЭНДОМА
If thou shouldst meet with a character that reflects thee in some ungracious particular, keep thy own counsel; consider that one feature makes not a face, and that though thou art, perhaps, distinguished by a bottle nose, twenty of thy neighbours may be in the same predicament.”
Если ты встретишь личность, напоминающую тебя самого какой-нибудь незавидной чертой, помалкивай: уразумей, что одна черта ещё не делает лица, и если ты, быть может, обладаешь утиным носом, то такой же нос и у двадцати твоих соседей.
THE ADVENTURES OF RODERICK RANDOM
ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОДРИКА РЭНДОМА
an insinuation which was no sooner circulated than those very people who applauded it before began to be alarmed, and even to fancy themselves signified by the several figures of the piece.
как только эту клевету подхватила молва, те же самые люди, которые одобряли картину раньше, встревожились и даже узрели самих себя в разных фигурах.
Among others, a worthy personage in years, who had served in the army with reputation, being incensed at the supposed outrage, repaired to the lodging of the painter, and finding him at home, “Hark ye, Mr. Monkey,” said he, “I have a good mind to convince you, that though the bear has lost his teeth, he retains his paws, and that he is not so drunk but he can perceive your impertinence.”
Среди них была некая достойная особа, уже в летах, ранее служившая в армии и имевшая добрую славу; возмущённая якобы нанесённой ей обидой, она явиласъ к художнику и, застав его дома, заявила: — Послушайте, вы, мистер обезьяна! Уверяю вас, хотя медведь и потерял зубы, но лапы у него ещё остались, и он пьян не в такой мере, чтобы не заметить вашей наглости.
“Sblood!
Тысяча чертей!
sir, that toothless jaw is a d—ned scandalous libel—but don’t you imagine me so chopfallen as not to be able to chew the cud of resentment.”
Эта беззубая челюсть, сэр, гнусная клевета! Не воображайте, будто я так одряхлел, что не способен отомстить!..
Here he was interrupted by the arrival of a learned physician, who, advancing to the culprit with fury in his aspect, exclaimed, “Suppose the augmentation of the ass’s ears should prove the diminution of the baboon’s—nay, seek not to prevaricate, for, by the beard of Aesculapius!
Тут он был прерван приходом учёного врача, который в ярости приблизился к преступнику и воскликнул: — Пусть павианьи уши меньше ослиных!
there is not one hair in this periwig that will not stand up in judgment to convict thee of personal abuse.
Но не увиливай, ибо, клянусь бородой Эскулапа, в этом парике нет ни одного волоска, который не поднялся бы дыбом, чтобы осудить тебя за оскорбление личности.
Do but observe, captain, how this pitiful little fellow has copied the very curls—the colour, indeed, is different, but then the form and foretop are quite similar.”
Поглядите, капитан, как этот презренный молокосос нарисовал эти локоны! Пусть цвет их другой, но форма и накладка те же самые!
While he thus remonstrated in a strain of vociferation, a venerable senator entered, and waddling up to the delinquent, “Jackanapes!”
Он ещё продолжал вопить, когда приковылял почтенный сенатор и, подступив к виновнику преступления, заорал:
cried he, “I will now let thee see I can read something else than a newspaper, and that without the help of spectacles:
— Эй, ты, мартышка! Я покажу тебе, что могу читать не только газеты, да притом без помощи очков!
here is your own note of hand, sirrah, for money, which if I had not advanced, you yourself would have resembled an owl, in not daring to show your face by day, you ungrateful slanderous knave!”
Вот твоя собственноручная денежная расписка! Если бы я не ссудил тебя деньгами, ты бы сам походил на сову, так как не смел бы показываться при дневном свете, неблагодарный, злоречивый плут!
In vain the astonished painter declared that he had no intention to give offence, or to characterise particular persons:
Тщетно изумлённый художник убеждал, что не имел намерения кого бы то ни было оскорблять или изображать то или иное лицо.
they affirmed the resemblance was too palpable to be overlooked;
Ему заявляли, что сходство слишком большое, чтобы этого не заметить, и честили его наглым, злокозненным и неблагодарным.
they taxed him with insolence, malice, and ingratitude;
Их вопли были подслушаны.
and their clamours being overheard by the public, the captain was a bear, the doctor an ass, and the senator an owl, to his dying day.
Так до конца своих дней капитан остался медведем, доктор — ослом, а сенатор — совой. Читатель христианского мира!
Christian reader, I beseech thee, in the bowels of the Lord, remember this example “while thou art employed in the perusal of the following sheets; and seek not to appropriate to thyself that which equally belongs to five hundred different people.
Я прошу тебя, ради бога, помни сей пример, когда ты станешь читать нижеследующие страницы, и не пытайся присвоить себе то, что принадлежит сотням других людей.
If thou shouldst meet with a character that reflects thee in some ungracious particular, keep thy own counsel;
Если ты встретишь личность, напоминающую тебя самого какой-нибудь незавидной чертой, помалкивай:
consider that one feature makes not a face, and that though thou art, perhaps, distinguished by a bottle nose, twenty of thy neighbours may be in the same predicament.”
уразумей, что одна черта ещё не делает лица, и если ты, быть может, обладаешь утиным носом, то такой же нос и у двадцати твоих соседей.
THE ADVENTURES OF RODERICK RANDOM
ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОДРИКА РЭНДОМА
CHAPTER I
Глава I
I was born in the northern part of this united kingdom, in the house of my grandfather, a gentleman of considerable fortune and influence, who had on many occasions signalised himself in behalf of his country; and was remarkable for his abilities in the law, which he exercised with great success in the station of a judge, particularly against beggars, for whom he had a singular aversion.
Я родился на севере Соединённого королевства, в доме моего деда, джентльмена, располагавшего значительными средствами и влиянием, который много раз прославил себя услугами, оказанными родине, и был примечателен своими способностями к законоведению, применяемыми им, в качестве судьи, с большим успехом преимущественно против нищих, к которым он питал необъяснимое отвращение.
CHAPTER II
Глава II
CHAPTER III
Глава III
CHAPTER IV
Глава IV
CHAPTER V
Глава V
CHAPTER VI
Глава VI
CHAPTER VII
Глава VII
CHAPTER VIII
Глава VIII
CHAPTER IX
Глава IX
CHAPTER X
Глава X
CHAPTER XI
Глава XI
CHAPTER XII
Глава XII
CHAPTER XIII
Глава XIII
CHAPTER XV
Глава XV
CHAPTER XVI
Глава XVI
CHAPTER XVII
Глава XVII
CHAPTER XVIII
Глава XVIII
CHAPTER XIX
Глава XIX
CHAPTER XX
— Случилось! —
CHAPTER XXI Squire Gawky comes to lodge with my master—is involved in a troublesome affair, out of which he is extricated by me—he marries my master’s daughter—they conspire against me—I am found guilty of theft, discharged—deserted by my friends, I hire a room in St. Gile’s—where, by accident, I find the lady to whom I paid my addresses in a miserable condition—I relieve her
Через два дня я поднялся с постели и обрел силы, чтобы приняться за работу, так что мистер Лявман изловчился вести своё дело, не нанимая на моё место другого подручного.
CHAPTER XXII
А аптекарь возопил:
CHAPTER XXIII Miss Williams interrupted by a bailiff, who carries her to the Marshalsea—I accompany her—prove she is not the person named in the writ—the bailiff is fain to discharge her—we shift our lodging—her story, and my reflections thereupon—progress of a common woman of the town—resolves to quit that way of life
Я обезумела от злобной радости; я заключила моего собеседника в объятия и поклялась, что если он исполнит своё обещание, душа моя и тело будут в его распоряжении.
CHAPTER XXIV I am reduced to a great misery—assaulted on Tower Hill by a press-gang, who put me on board a tender—my usage there—my arrival on board at a man-of-war, where I am put in irons, and released by the good offices of Mr. Thompson, who recommends me as assistant to the surgeon—-he relates his own story—characters of the captain, surgeon, and first mate
Условия ее заключались в том, что я обязуюсь платить три гинеи в неделю за стол и квартиру, а из первых денег, полученных за мои объятья, будет вычтена умеренная сумма за пользование теми платьями и украшениями, какие она мне предоставит.
CHAPTER XXV
Немного таких на баке.
CHAPTER XXVI A disagreeable accident happens to me in the discharge of my office—Morgan’s nose is offended—a dialogue between him and the Ship’s steward—upon examination, I find more causes of complaint than one—my hair is cut off—Morgan’s cookery—the manner of sleeping on board—I am waked in the night by a dreadful noise
Дабы отвести от себя подозрение в самозванстве, он предъявил несколько писем, полученных из Шотландии на его имя, и, вспомнив о некоторых заверенных документах, находившихся в его сундучке на борту, он принёс их и убедил присутствующих в том, что отнюдь не присвоил не принадлежащего ему имени.
CHAPTER XXVII
запальчиво вскричал Томсон.
CHAPTER XXVIII
Едва я проглотил кусок, мне показалось, что внутренности мой зажглись, и только потоп слабого пива мог потушить вызванный ими пожар.
CHAPTER XXIX Mackshane’s malice—I am taken up and imprisoned for a spy—Morgan meets with the same fate—Thompson is tampered with to turn evidence against us—disdains the proposal, and is maltreated for his integrity—Morgan is released to assist the Surgeon during an engagement with some French ships-of-war—I remain fettered on the poop, exposed to the enemy’s shot, and grow delirious with fear—am comforted after the battle by Morgan, who speaks freely of the captain, is overheard by the sentinel, who informs against him, and again imprisoned—Thompson grows desperate, and, notwithstanding the remonstrances of Morgan and me, goes overboard in the night
Бесчеловечное это распоряжение сильно смутило нас, ибо нам было известно, что некоторых больных нельзя доставить на палубу без неизбежного риска для их жизни; но, сознавая также тщету нашего протеста против приказа, мы все отправились взглянуть на этот необычайный смотр, а по дороге Морган заметил, что капитан скоро пошлет на тот свет немало свидетелей для дачи показаний против него.
CHAPTER XXX We lament the fate of our companion—the Captain offers Morgan his liberty, which he refuses to accept—we are brought before him and examined—Morgan is sent back into custody, whither also I am remanded after a curious trial
Морган и я кинулись к нему на помощь и увидели, что осколок берцовой кости от удара прорвал кожу.
CHAPTER XXXI
— Вот что я вам скажу, мистер Морган:
CHAPTER XXXII
Не надо!
CHAPTER XXXIII
Глава XXXI
CHAPTER XXXIV
— Помер? —
CHAPTER XXXV
Описание нового капитана. —
CHAPTER XXXVI
В ответ он ухмыльнулся, погрозил кулаком и поклялся, что больше всего на свете мечтает о такой счастливой возможности.
CHAPTER XXXVII
— О, мой милый Симпер!
CHAPTER XXXVIII
Он утонул.
CHAPTER XXXIX
— Ах ты, жалкий негодяй! —
CHAPTER XL
Поэтому я почиталась наследницей большого состояния, вследствие чего мне надоедали искатели моей руки.
CHAPTER XLI
С этим мнением Нарцисса согласилась, присовокупив на том же языке похвалу моей понятливости, что весьма польстило моему тщеславию.
CHAPTER XLII He takes his passage in a cutter for Deal—we are accosted by a Priest, who proves to be a Scotchman—his profession on friendship—he is affronted by the Lieutenant, who afterwards appeases him by submission—my uncle embarks—I am introduced by a Priest to a Capuchin, in whose company I set out for Paris—the character of my fellow traveller—on adventure on the road—I am shocked at his behaviour When our repast was ended, we walked down to the harbour, where we found a cutter that was to sail for Deal in the evening, and Mr. Bowling agreed for his passage. In the meantime, we sauntered about the town to satisfy our curiosity, our conversation turning on the subject of my designs, which were not as yet fixed: neither can it be supposed that my mind was at ease, when I found myself reduced almost to extreme poverty, in the midst of foreigners, among whom I had not one acquaintance to advise or befriend me.
Я был крайне уязвлен ее равнодушием и взглянул на присоединившуюся тем временем к нам Нарциссу, ожидая ее одобрения; но та отказалась высказать своё суждение, ссылаясь на то, что не является судьёй в сих вопросах, и таким образом я был вынужден уйти, разочарованный в своих надеждах, которые были, надо сказать, как всегда у меня, чересчур пылки.
CHAPTER XLIII We lodge at a House near Amiens, where I am robbed by the Capuchin, who escapes while I am asleep—I go to Noyons in search of him, but without Success—make my Condition known to several People, but find no Relief—grow desperate—find a Company of Soldiers—Enlist in the Regiment of Picardy—we are ordered into Germany—I find the Fatigues of the March almost intolerable—Quarrel with my Comrade in a dispute about Politics—he challenges me to the Field—wounds and disarms me
Их подозрения подкрепились появлением яхты таможенников, пустившейся за ними в погоню и захватившей бы куттер, если бы густой туман не избавил их от страха и не помог им добраться до Булони.
CHAPTER XLIV In order to be revenged, I learn the Science of Defence—we join Mareschal Duc de Noailles, are engaged with the Allies of Dettingen, and put to flight—the behaviour of the French soldiers on that occasion—I industriously seek another combat with the old Gascon, and vanquish him in my turn—our regiment is put into Winter Quarters at Rheims, where I find my friend Strap—our Recognition—he supplies me with Money, and procures my Discharge—we take a trip to Paris; from whence, by the way of Flanders, we set out for London; where we safely arrive
— А теперь, мой мальчик, — продолжал он, — я буду держать курс прямо на Лондон, где, должно быть, меня уволят и лорды Адмиралтейства исключат меня из списков военно-морского флота, но я намерен послать им прошение и изложить своё дело.
CHAPTER XLV
Он выслушал очень вежливо и, когда я кончил рассказ, промолвил:
CHAPTER XLVI
К тому времени театр совсем опустел, и нам пришлось удалиться.
CHAPTER XLVII Strap communicates to me a conquest he had made of a Chandler’s Widow—finds himself miserably mistaken—I go to the Opera—admire Melinda—am cautioned by Banter—go to the Assembly at Hampstead—dance with that young lady—receive an insolent message from Bragwell, whose mettle is soon cooled—am in favour with my Mistress, whom I visit next day, and am bubbled out of eighteen guineas at cards—Strap triumphs at my success, but is astonished at my expense—Banter comes to my lodging, is very sarcastic at my expense, and borrows five guineas from me, as a proof of his friendship
Я сказал также, что ничего не слыхал о глаголе «poteein», но «potamos», «potema» и «potos» происходят от «pino», «poso», «pepoka», вследствие чего греческие поэты никогда не употребляют другого слова для весёлого возлияния.
CHAPTER XLVIII We repair to the coffee-house, where we overhear a curious dispute between Wagtail and Medlar, which is referred to our decision—the Doctor gives an account of his experiment—Medlar is roasted by Banter at the ordinary—the old gentleman’s advice to me
— Клянусь честью и спасением, мадам, вы, право же, принимаете меня за кого-то другого!
CHAPTER XLIX
Бентер прописал прижигание и сунул в огонь кочергу, чтобы раскалить ее и прижечь укушенное место.
CHAPTER L
Он угрюмо ответил:
CHAPTER LI
— Лживый негодяй! —
CHAPTER LII I attempt to recover my Watch and Jewel, but to no Purpose—resolve to revenge myself on Strutwell by my Importunity—am reduced to my last Guinea—obliged to inform Strap of my Necessity, who is almost distracted with the News, but nevertheless obliged to pawn my best Sword for present Subsistence—that small Supply being exhausted, I am almost stupified with my Misfortunes—go to the Gaming Table by the Advice of Banter, and come off with unexpected Success—Strap’s Ecstacy—Mrs. Gawky waits upon me, professes Remorse for her Perfidy, and implores my Assistance—I do myself a Piece of Justice by her Means, and afterwards reconcile her to her Father I was so confounded that I could make no reply to Banter, who reproached me with great indignation for having thrown away upon rascals that which, had it been converted into ready money, would have supported the rank of a gentleman for some months, and enabled me, at the same time, to oblige my friends. Stupified as I was, I could easily divine the source of his concern, but sneaked away in a solitary manner, without yielding the least answer to his expostulations; and began to deliberate within myself in what manner I should attempt to retrieve the movables I had so foolishly lost.
Эта хитрость увенчалась желанным эффектом, так как, вместо того чтобы брюзжать по поводу моего дурного поведения, Стрэп испугался моего притворного гнева и стал просить меня, во имя господа бога, успокоиться, заметив при этом, что хотя мы и понесли большой ущерб, но его можно будет возместить, потому что фортуна если сегодня и хмурится, то завтра может улыбнуться.
CHAPTER LIII I purchase new Clothes—reprimand Strutwell and Straddle—Banter proposes another matrimonial Scheme—I accept of his Terms—set out to Bath in the Stage-coach with the young Lady and her Mother—the Behaviour of an Officer and Lawyer—our fellow Travellers described—a smart dialogue between my Mistress and the Captain Having finished this affair to my satisfaction, I found myself perfectly at ease; and, looking upon the gaming-table as a certain resource for a gentleman in want, became more gay than ever.
Мне надлежало откладывать эту церемонию под самыми благовидными предлогами с целью познакомиться тем временем с мисс Спаркл, и я не отчаивался в успехе, рассуждая, что буду поддерживать общение с моей дамой и, по всей вероятности, получу приглашение посетить ее дом и таким путём обрету возможность побеседовать с ее очаровательной воспитанницей.
CHAPTER LIV
Другой, запятнан коим человек!
CHAPTER LV I resolve to ingratiate myself with the Mother, and am favoured by accident—the Precise Lady finds her husband, and quit the Coach—the Captain is disappointed of his dinner—we arrive at Bath—I accompany Miss Snapper to the Long-room, where she is attacked by beau Nash, and, turns the Laugh against him—I make love to her, and receive a check—Squire her to an Assembly, where I am blessed with a Sight of my dear Narcissa, which discomposes me so much, that Miss Snapper, observing my disorder, is at pains to discover the Cause—is piqued at the Occasion, and, in our way home, pays me a sarcastic Compliment—I am met by Miss Williams, who is the maid and Confidante of Narcissa—she acquaints me with her Lady’s regard for me while under the disguise of a Servant, and describes the Transports of Narcissa on seeing me at the Assembly, in the Character of a Gentleman—I am surprised with an Account of her Aunt’s Marriage, and make an Appointment to meet Miss Williams the next day
Такое сообщение не весьма вдохновило меня рисковать частью моей скромной наличности, но в конце концов мне надоели настояния приятеля, убеждавшего, что мне ничто не угрожает, ибо хозяин заведения держит людей для наведения порядка, и я решил рискнуть одним шиллингом, который через час дал мне выигрыш в тридцать шиллингов.
CHAPTER LVI
воскликнула леди.
CHAPTER LVII Miss Williams informs me of Narcissa’s Approbation of my Flame—I appease the Squire—write to my Mistress—am blessed with an Answer—beg Leave of her Brother to dance with her at a Ball—obtain his Consent and hers—enjoy a private Conversation with her—am perplexed with Reflections—have the Honour of appearing her Partner at a Ball—we are complimented by a certain Nobleman—he discovers some Symptoms of a Passion for Narcissa—I am stung with Jealousy—Narcissa, alarmed, retires—I observe Melinda in the company—the Squire is captivated by her Beauty I was met next morning at the usual place by Miss Williams, who gave me joy of the progress I had made in the affection of her mistress, and blessed me with an account of that dear creature’s conversation with her, after she had retired the night before from our company. I could scarce believe her information, when she recounted her expressions in my favour, so much more warm and passionate were they than my most sanguine hopes had presaged; and was particularly pleased to hear that she approved of my behaviour to her brother after she withdrew. Transported at the news of my happiness, I presented my ring to the messenger as a testimony of my gratitude and satisfaction; but she was above such mercenary considerations, and refused my compliment with some resentment, saying, she was not a little mortified to see my opinion of her so low and contemptible.
Как только мы услышали эту весть, миссис Снэппер завизжала, ее дочь побледнела, другая леди вытащила свой кошелёк, чтобы держать его наготове, а законник, у которого зуб на зуб не попадал, проговорил:
CHAPTER LVIII
— Ее кличка Нэш, и это был наглый пёс.
CHAPTER LIX
Сердце моё доселе ещё не ведало такой волны восторга.
CHAPTER LX I am visited by Freeman, with whom I appear in Public, and am caressed—am sent for by Lord Quiverwit, whose Presence I quit flung—Narcissa is carried off by her Brother—I intend to pursue him, and am dissuaded by my Friend—engage in Play, and lose all my Money—set out for London—try my Fortune at the Gaming Table without success—receive a letter from Narcissa—bilk my Tailor While I entertained myself with these reflections, the news of the duel, being communicated by some unknown channel, spread all over the town. I was visited by Freeman, who testified his surprise at finding me; for it was told, that Lord Quiverwit being dead of his wounds, I had absconded, in order to avoid the cognizance of the law. I asked, if people guessed the occasion of the quarrel; and, understanding it was attributed to his lordship’s resentment of my reply in the Long Room, confirmed that conjecture, glad to find Narcissa unsuspected.
Но она, нахмурившись, пресекла мою вольность и сказала, что я не должен забываться, если не хочу потерять ее уважение; она напомнила, что мы почти друг друга не знаем и что ей надо узнать меня лучше, прежде чем она сможет дать благоприятный для меня ответ; короче говоря, она, хотя и упрекала меня, но с такой мягкостью и проявляя такую рассудительность, что я прельстился ее умом не меньше, чем раньше красотой, и почтительно просил простить мою самонадеянность.
CHAPTER LXI
«Дорогая мадам,
CHAPTER LXII I read Melopoyn’s Tragedy, and conceive a vast Opinion of his Genius—he recounts his Adventures
Мне казалось, что это обстоятельство, мной измышленное, заставит его забыть о ней.
CHAPTER LXIII
— Горжусь, что в этом случае опередил ваше лордство!
CHAPTER LXIV
Вспомните вашего дядю, мистера Баулинга!
CHAPTER LXV I set out for Sussex—consult Mrs. Sagely—achieve an Interview with Narcissa—return to the Ship—we get clear of the Channel—I learn our Destination—we are chased by a large Ship—the company are dismayed, and encouraged by the Captain’s speech—our pursuer happens to be an English Man of War—we arrive at the Coast of Guinea, purchase four hundred Negroes—sail for Paraguay, get safe into the River of Plate, and sell our Cargo to great Advantage
Среди его сочинений особенно мне понравились элегии, написанные в подражание Тибуллу: #c_90,
CHAPTER LXVI I am invited to the Villa of a Spanish Don, where we went with an English Gentleman, and make a very interesting discovery—we leave Buenos Ayres, and arrive at Jamaica Our ship being freed from the disagreeable lading of negroes, to whom, indeed, I had been a miserable slave since our leaving the coast of Guinea, I began to enjoy myself, and breathe with pleasure the pure air of Paraguay, this part of which is reckoned the Montpelier of South America, and has obtained, on account of its climate, the name of Buenos Ayres.
Не имея для него ровно ничего подходящего, я обратился ещё к одному торговцу, но столь же безуспешно; в конце концов, мне кажется, я был отвергнут всеми книгопродавцами.
CHAPTER LXVII
Наконец письмо от него было получено.
CHAPTER LXVIII My Father makes a present to Narcissa—the Letter is dispatched to her Brother—I appear among my Acquaintance—Banter’s Behaviour—the Squire refuses his Consent—my Uncle comes to Town—approves of my Choice—I am married—we meet the Squire and his Lady at the Play—our Acquaintance is courted
Когда деловые хлопоты окончились и корабль был готов к отплытию, я решил в последний раз появиться среди моих знакомых в другом конце города, где я не бывал со дня моего заключения в тюрьму.
CHAPTER LXIX
прекрасно знакомого с побережьем, языком и жителями.

Короткая ссылка
Выравнивание параллельных текстов